– Я ничего не знаю о ее жизни, – сказал Джо. – Не знаю, жива она или нет, не знаю, сколько ей лет. Знаю только, что она уехала с острова.

Желтый дом приближался.

– А ты?

– Что?

– Не собираешься уехать с острова?

И человек, которому выстрелили прямо в грудь, тоже не умирает сразу. Смерти требуется время, чтобы сделать свое дело. Девять граммов свинца могут отрикошетить от кости и полоснуть по сердцу, вместо того чтобы пронзить его насквозь. И в это время человек не теряет сознания. Он стонет и бьется, как будто его бросили в ванну с кипятком.

– Сомневаюсь, что на свете есть место, куда я сейчас мог бы отправиться, – сказал Джо. – Здесь для меня и Томаса безопаснее всего.

– Боже, как я скучаю по Бостону.

Джо доводилось видеть, как люди с пулей в голове идут, зажимая рану, прежде чем тело начинает оседать и ноги наконец-то подкашиваются.

– Я тоже скучаю по Бостону.

– Мы не были созданы для этого.

– Не были созданы для чего?

– Для этого жаркого, влажного климата. Мозги плавятся, и весь ты как вареный.

– Так ты предал меня ради этого – ради высокой влажности?

Единственный выстрел, каким убивают наверняка, – это в затылок, в основание черепа. Во всех прочих случаях пуля может отклониться куда угодно.

– Я никогда тебя не предавал.

– Ты предал нас. Ты предал наше дело. Это одно и то же.

– Нет, не одно. – Дион обернулся к Джо, без всякого удивления посмотрел на пистолет в руке друга. – До того как это стало нашим общим делом, оно было нашим делом. – Он ткнул в грудь себя и Джо. – Моим, твоим и моего несчастного бестолкового братца Паоло, упокой, Господи, его душу. А потом мы стали… чем мы стали, Джо?

– Частью чего-то большего, – сказал Джо. – И, Дион, ты потом восемь лет заправлял филиалом компании в Тампе, потому нечего сейчас петь о старых добрых временах и пускать слезу по дому без лифта на Дот-авеню, где не было холодильника, а туалет на втором этаже вечно не работал.

Дион отвернулся и пошел дальше.

– Как называется, когда знаешь одно, но продолжаешь верить в обратное?

– Не знаю, – сказал Джо. – Парадокс?

Плечи Диона поднялись и снова опали.

– Можно и так. Да, Джозеф…

– Не называй меня так.

– …Я знаю, что восемь лет управлял компанией, а десять лет до того карабкался наверх. И может быть, если бы представилась возможность начать все сначала, я поступил бы точно так же. Однако пара… – Он обернулся к Джо.

– …докс, – закончил Джо. – Парадокс.

– Парадокс в том, что я действительно хотел бы, чтобы мы грабили кассы и банки в соседних городках. – Он с печальной улыбкой обернулся назад. – Я хотел бы, чтобы мы до сих пор были грабителями.

– Но мы больше не грабители, – сказал Джо. – Мы гангстеры.

– Я бы никогда тебя не бросил.

– Что еще скажешь?

Дион задрал голову к холмам впереди, и слова вырвались как стон:

– Черт побери!

– Что?

– Ничего. Просто черт побери. Черт бы побрал все это.

– Все – не обязательно. В этом мире есть и хорошее.

Джо опустил чемодан Диона на землю.

– Если и есть, то не для нас.

– Не для нас. – Джо поднял руку за спиной у Диона, глядя, как его тень впереди делает то же самое.

Дион тоже это увидел. Он ссутулил плечи, чуть споткнулся на следующем шаге, но все равно шел дальше.

– Сомневаюсь, что ты сможешь это сделать, – сказал он.

Джо тоже сомневался. По руке, вдоль большого пальца до запястья, уже проходили судороги.

– Мне приходилось убивать, – сказал Джо. – Только один раз бессонница мучила.

– Убивать – да, – согласился Дион. – Но сейчас это казнь.

– Тебя до сих пор не волновала проблема казни.

Джо было трудно говорить, потому что удары сердца отдавались в горле.

– Я знаю. Но сейчас речь не обо мне. Тебе не обязательно это делать.

– Я считаю иначе, – сказал Джо.

– Ты мог бы позволить мне сбежать.

– Куда? В джунгли? За твою голову назначена такая цена, что любой работник с этих полей сможет купить собственную сахарную плантацию. А я подохну в канаве через полчаса после тебя.

– Значит, речь идет о спасении твоей жизни.

– Речь идет о том, что ты крыса. О том, что ты угроза всему, что мы построили.

– Мы дружили больше двадцати лет.

– Ты предал нас. – Голос Джо дрожал даже сильнее, чем рука. – Ты каждый день лгал мне в глаза, из-за тебя едва не погиб мой сын.