Два стрелка – не двадцать, но лучше, чем ничего. Тем более что в регулярном строю от них толку немного. Легкие.

Мы сомкнулись. Встали в одну шеренгу. Берсерки – на флангах. За нами – мостки и река. Не обойти.

Наши начали первыми. У них преимущество по высоте. И начали грамотно: по задним. Легкая цель. Ополченцы. Ни щитов, ни доспехов. Каждая стрела – в цель.

Вот дружинники отреагировали правильно: сомкнулись, прикрылись щитам сверху… А эти – растерялись. И тоже сбились в кучу. Пока сообразили, что к чему, оба моих лучника успели по полколчана опустошить. И ни одной стрелы – в ответ. Когда до ополченцев наконец доперло, что их убивают, большинство поступило так же, как давеча – землекопы. По схеме: «спасайся, кто как может». Лишь немногие попробовали вступить в перестрелку. Тоже не слишком умно: наши-то стреляли из-за прикрытия, а те – с чиста поля. То есть не совсем чиста, потому что вокруг – с десяток убитых и раненых. И раненые, естественно, кричат. Потому что – больно. И от этих воплей у слабообученных ополченцев мужества, ясное дело, не прибавляется.

Зато до вражеской тяжелой пехоты дошло: стреляют не в них. Это воодушевило их на скоростной рывок.

Идея хорошая: вдарить по нам с разбега и снести в реку. А потом – добить. Учитывая трехкратное превосходство – не так уж глупо. Только не было у них трехкратного превосходства. Один берсерк – плюс десять к численности. А если завоет – то минус тридцать процентов с мужества.

Но завыли они не сразу. Сначала в Водимировых полетели копья. Семь штук, потому что я свое приберег: так и не научился метать с силой, достаточной, чтобы пробивать щиты и выносить из строя.

Хавргим тоже метать не стал. Копье у него для рукопашки. Трубка в сорок сантиметров, серебром изукрашенная, перо – чуть покороче, зато обоюдоострое. Башку снести можно не хуже, чем мечом. А в руках берсерка так и намного лучше.

Спаренный рёв по останавливающему действию сработал едва ли не эффективнее, чем брошенные копья. Копья дружинники приняли умело: вынесло лишь двоих. А вот после душераздирающего рыка весь строй сбился с шага…

И мы побежали.

Вперед, естественно. Тому дружиннику, что оказался против меня, я перекрыл обзор, приподняв щит. А копье воткнул в шею его соседа слева. И там оставил, потому что в разорванном строю мечом сподручнее… И, ах!

Мой Белый Волк первым прыгнул в брешь, и я – за ним. Метнул щит в ноги тому, что справа, выхватил саблю… И захохотал от восторга. Только ради этого мига стоит жить! Клинки, как стрекозиные крылья, несли меня сквозь толпу неуклюжих врагов. Алые брызги взлетали и рассыпались веерами, стальные жала рассекали мертвую и живую кожу. Я кружился волчком, сбрасывая с себя чужое оружие, лавируя между чужими телами, рисуя стальной вязью в тугом воздухе, рассекая плоть и не ощущая сопротивления…

…Как всегда, закончилось слишком быстро.

На плечи обрушилась свинцовая тяжесть, мышцы утратили упругость, краски померкли, воздух больше не пьянил и не искрился. С хрипом входил в пересохшее горло, гнусно вонял смертью.

Но мы – победили. Убивать больше не надо. Некого. Я присел на труп какого-то дружинника, обтер клинки о рукав его рубахи. Оскаленное лицо мертвеца, тусклые, уставившиеся в небо зрачки. Привычным движением я закрыл ему глаза, посидел еще минутку, потом усилием воли воздвиг себя на ноги и занялся командирскими обязанностями.

У нас были потери. Скегги Красный отправился в Валхаллу следом за братом. Тьёдар Певец и Тови Тюлень получили легкие ранения: Певец – в правое предплечье. Очень огорчился. Пока не заживет, на скандинавской балалайке ему не бренчать. Тови раскроили голову. К счастью, череп уцелел, но потеря крови, сотрясение и прочие прелести.

Сам дурак. Сидел бы на вышке, так нет. Спрыгнул и полез в общий махач. И схлопотал.

Тьёдар свою рану обработал сам. Вихорёк по-быстрому забинтовал Тови. Полноценную помощь ему окажет позже отец Бернар.

Так. Теперь берсерки? Палица – в отрубе. Медвежонок – нет. Побратим наловчился не выкладываться до донышка без острой необходимости.

Так. Что-то нас маловато. Вижу Вихорька, берсерков, Тьёдара, Тови и убитого Скегги. Вижу Хавура, собирающего лошадок. А где, интересно, мой продвинутый ученик Скиди и Гуннар со Стюрмиром?

Вопль, раздавшийся со стороны «донжона», был ответом на мой вопрос.

Кому что, а викингам – грабить и насиловать.

То была первая мысль, а вторая вернула меня из мира эмоций в мир реальный.

Мои парни делали то, о чем я сам должен был подумать. Зачищали возможные очаги сопротивления.

Когда я вбежал внутрь, то понял: мне следовало бы объявить парням благодарность. Два трупа у дверей, еще один – в большой комнате. И разрубленный пополам лук. И убитая женщина, вцепившаяся в один из обломков. И совсем молодой пацан с залитым кровью боком, умирающий у подножия винтовой лестницы… Умирающий, но все-таки сумевший метнуть в меня нож.

Нож звякнул о панцирь. Я проигнорировал. Кровь вытекала из парня широкой струей. Жить ему оставалось – всего ничего.