– Его письма?

– Увы, это так.

– Они адресованы вам?

– Не скрою.

– Вы – развращенная, дурная женщина. – Наина Кузьминична шагнула вперед и протянула дрожащую руку: – Немедленно дайте сюда!

Дерзкая визитерша никак не отреагировала на этот приказ. Она спрятала письма в сумочку и вынула оттуда две деловые бумаги.

– Что это? – спросила Ферапонтова.

– Я упомянула, что нас с Петром Васильевичем связывали не только интимные отношения…

– Прекратите муссировать [9] эту мерзость!

– Но у меня имеется долговая претензия.

– Ко мне? Что за вздор!

– Прошу вас, взгляните… – Дама развернула обе бумаги и, не выпуская из рук, показала их Ферапонтовой.

Это были два векселя, выданные покойным Петром Васильевичем на разные сроки вдове титулярного советника Марии Ивановне Бунчак-Высоковской. Всего на сумму в сто пятьдесят тысяч рублей.

Наина Кузьминична сделала попытку взять векселя, но Бунчак-Высоковская отшатнулась.

Презрительная улыбка появилась на лице Ферапонтовой:

– Порочный образ жизни, избранный вами, отразился на ваших манерах.

Едкое замечание нисколько не расстроило нежданную визитершу. Сморщив носик, она деловито заметила:

– Вы можете взять бумаги только в присутствии присяжных поверенных.

– Тогда потрудитесь обозначить место и время.

– Хорошо, – подозрительно легко согласилась Бунчак-Высоковская. – Только уж тогда вы будете говорить не со мной.

– Почему же? – удивилась Наина Кузьминична.

– В случае проволочки я намерена продать векселя третьим лицам.

– Помилуйте… Тогда это щекотливое дело получит огласку.

– Меня это нисколько не беспокоит, – ответила дама. – Дело решенное.

– Вы не можете так поступить… – заволновалась вдова. – Вы и так сделали много плохого, нанесли мне моральную травму.

Бунчак-Высоковская повторно предъявила ей векселя, поднеся несколько ближе:

– Прошу ознакомиться. Узнаете руку вашего мужа?

Ферапонтова надела пенсне, висевшее до того на шнурке, и послушно приблизила лицо к документам. Внимательно прочитав, подтвердила:

– Да, узнаю его подпись.

– Изволите платить? – хладнокровно поинтересовалась Бунчак-Высоковская.

В попытке сохранить остатки достоинства Наина Кузьминична продолжила объяснения:

– Да что это за страсти такие? Конечно, я заплачу. Только сейчас у меня нет этих средств. Дела мужа расстроены после его смерти…

– Повторяю вам: если не заплатите сейчас же, завтра векселя будут проданы. – Дама раскрыла сумочку и, достав связку писем, спрятала в нее документы.

С этого момента Ферапонтова не отрывала взгляда от писем покойного мужа.

– Молю вас, – она заговорила грудным низким голосом. – Дайте отсрочку. Я соберу эти деньги в течение месяца.

– Так долго я ждать не могу.

– Пощадите. Не допустите, чтобы правда о вашей связи с Петром Васильевичем сделалась темой для общественных пересудов. Наш сын в прошлом месяце подал прошение о дворянстве. Дочери, Лидочке, представилась серьезная партия. Помолвка отсрочена по причине кончины Петра Васильевича. Из-за его испорченной репутации помолвка может расстроиться. Что скажет семья жениха, узнав, что отец невесты должник и… развратник. – Последнее слово Наина Кузьминична произнесла трагическим ше потом.

– Прошу заплатить по долговым обязательствам здесь и сейчас.

И как ни спокойно была произнесена эта фраза, вдова Ферапонтова во всей полноте представила, какими ужасными будут последствия. Казалось, у нее не было выхода.

Но тут снова заговорила Бунчак-Высоковская:

– Послушайте. Я готова пойти на уступки. – В ответ на полный надежды взгляд Ферапонтовой она предложила: – В счет оплаты я могу принять от вас «Le Noir De La Roche» [10] .

Лицо Наины Кузьминичны приобрело непередаваемо-серый, землистый оттенок.

– Откуда вы знаете о его существовании? Покойный муж никогда…

Молодая дама с улыбкой прервала ее:

– Вы забыли, что мы с ним…

– Ах да… Простите… Я и правда все забываю. – Всплеснув руками, Ферапонтова на глазах одряхлела.

– Что ж, вы заплатите? – спросила Бунчак-Высоковская.

– Ожидайте меня здесь, – промолвила Наина Кузьминична и вышла из залы через дверь, ведущую во внутренние покои дома.

Минут через десять она вернулась с ювелирным футляром красного плюша и, поколебавшись, передала его гостье.