Если бы Миленький был поумнее, он понял бы, что девица намылила голову и потому не видит, что происходит вокруг. Но он был чересчур поглощен своей удачей. Между тем Таська – а это, как мы все давно догадались, была именно она – промыла глаза и увидела за дверью чьи-то ноги, а над дверью – руки с непонятной штукой, похожей не то на подзорную трубу, не то на ружье.

Истошно заорав, Таська толкнула дверь. Та, резко распахнувшись, ударила Миленького по лбу, и он тут же упал без чувств.

Таська, прикрывшись рубашкой, продолжала визжать над поверженным врагом. В таком виде и застали ее лейтенант Забийворота и его соседи по улице.

Костюм выглядел как новенький – свежий, отутюженный, висел он в раздевалке, когда совершенно обессиленный Спиридонов вышел из душевой. Рубашка, галстук, даже носки – все было выстирано и выглажено. Туфли тоже сияли, будто только что из магазина.

Следом вышел Маховиков.

– Ну, что я говорил? Лучше, чем было, – сказал он.

Иван Иванович степенно прошел к своим вещам, взял огромного размера полотенце и начал вытираться.

– Ты, Степан Борисович, как знаешь, а у меня уже в животе урчит. Надо было до помывки поесть.

– Я где-то слышал, – ответил Спиридонов, ероша полотенцем мокрые волосы, – что перед баней вообще не следует есть.

– Мы и так не ели. И вот чего я, как дурак, два часа голодный в бане парился? – Маховиков с упреком посмотрел на гостя. – Никакого удовольствия. Собирайся быстрее, обедать пойдем.

Санаторская столовая была полна народу, и председателю с лейтенантом пришлось выстоять длиннющую очередь. Спиридонов никак не мог понять – не то у них тут и впрямь такая демократия, что не допускается обслуживание вне очереди, не то Маховиков так рисуется.

Это была обычная столовка, ну разве что ассортимент чуть шире. Кроме традиционных котлет, гуляша и жареного минтая с гарниром из макарон, картофельного пюре или риса имелись антрекоты, гречка, жаркое в горшочках и шашлык. Борщ, щи, солянка, гороховый суп, винегрет, капустный салат, сметана, простокваша, компоты из сухофруктов и свежих яблок. Все то, чем Спиридонов питался каждый день, если не гостил у матери в Тагиле.

– Селедка есть? – спросил он у худющей поварихи в накрахмаленном колпаке и таком же халате.

– Есть. С каким гарниром? Пюре?

– Да.

– Ты что – из детского сада сбежал? – спросил Маховиков. – Тебе мясо есть надо!

– Иван Иванович, давайте я сам разберусь, что мне надо, – процедил Спиридонов.

– О, девочки, смотрите-ка – Маховиков, – крикнула худая повариха. – Соскучился, Иваныч?

– Люда, ну вот как ты меня перед товарищем из органов выставляешь? – шутя попенял поварихе председатель. – Я цельный председатель исполкома, а мне каждый встречный-поперечный сегодня тыкает, весь авторитет подрывает.

Повариха захохотала.

– Тебе как всегда?

– А, давай, как всегда, – махнул рукой председатель. – Все одно никто меня здесь не слушает.

Расплатившись каждый сам за себя, они уселись за столик в конце зала и начали есть. Ели молча – оба и впрямь ужасно проголодались, – но Спиридонов неторопливо и аккуратно, а Маховиков метал очень быстро. Вообще-то он взял еды вдвое больше Спиридонова, и теперь методично расправлялся с двойными порциями. Спиридонов несколько раз тайком посмотрел на председателя: не устал ли он есть? Но тот жевал с аппетитом, применяя для каждого блюда новые стратегии и тактики уничтожения.

Сырники, политые розовым киселем, были почти уничтожены, когда в зал вбежал Леонтьев. Он окинул взглядом пространство, заметил Маховикова.

Леонтьев пересек столовую, лавируя меж столиками, и, низко наклонившись к председателю, сказал вполголоса:

– Шеф, хватит жрать, у нас чепэ!

Председатель посмотрел на водителя и сказал:

– Мне дадут сегодня поесть спокойно? Что случилось?

Леонтьев покосился на Спиридонова. Это Маховикову не понравилось, и он раздраженно сказал:

– Что ты мне тут конспирацию разводишь? Говори по делу или иди поешь!

Водитель вздохнул и снова вполголоса сказал:

– Миленького арестовали. Говорят, попытка изнасилования.

Маховиков треснул кулаком по столу.

– Леонтьев, – сказал он, тоже негромко, но голосом председателя можно было асфальт закатывать. – Мне эти твои подковырки… я тебе кто? Собутыльник? Тесть? Твое дело баранку крутить, куда тебе скажут, и говорить, когда разрешат. Я тебя учу, как машину водить?! Хоть раз тебе под руку говорил, когда ты в движке ковырялся?! И нечего ординарца при мне строить! Весь аппетит испортил.