– Даша, – дверь распахнулась, и в дом заглянул Вереск. Дзин отдал ему одежду, которую, как он сказал, давно уже не носит, и бледно-голубая туника, перехваченная плетеным коричневым, поясом пришлась юноше как раз впору, а найденная так же светлая шапка поможет скрыть россыпь карамельных волос в дальнейшем путешествии. Впрочем, сегодня юноша обошелся без нее: можно было не опасаться, что кто-то увидит его, да и погода стояла жаркая и душная. – Мы собираемся отправиться подальше в лес, поискать нужные Дзину травы. Пойдешь с нами?

– Только переоденусь.

Девушка поспешила в другую комнату, на время ставшую ее спальней: когда Лорэнтиу очнулся, то выдворил Вереска к себе на кухню или же предложил обосноваться в третьей комнате, где обычно ночевал Дзин. Спорить юноша не стал и перебрался к противоположной от посла стене, посмеявшись, что постарается не стеснять своим присутствием. Покачав головой отношению этих двоих друг к другу, Даша развернула сложенный у постели костюм из брюк и удлиненной туники, принадлежащих раньше спутнице Дзина, но оказавшихся великоватыми. Однако Вереск помог несколько перешить их, но девушка по-прежнему не могла привыкнуть к подобной одежде, ведь раньше она носила только платья.

Когда она вышла на улицу, Вереск с задорной улыбкой подхватил ее под руку, увлекая в густую чащу, где возле треснутой надвое старой ели их уже ждал Дзин. Стоило им приблизиться, юноша протянул два пояса с притороченными к нему мешочками, объяснив, что так удобно собирать травы. После он еще больше получаса объяснял, что сегодня им необходимо найти и даже показал несколько веточек и цветов, вытащив те из точно таких же мешочков на своем поясе. Всю дорогу до подножия скал Дзин рассказывал, о растущих здесь видах трав, пояснив, что большинство из них необходимо собирать еще до рассвета.

Наблюдая за ним, Даша лишь пораженно замирала каждый раз, как юноша ловко огибал гнилые корни выступающих над землей корней деревьев или же проскальзывал под очередной низко свисающей веткой. Посох, который он всегда держал перед собой, словно неуловимо для чужого взгляда прочерчивал лекарю простирающуюся вперед тропу. Воспоминания о рассказе юноши до сих пор липким холодом сковывали Дашу, проникая в сознание образом искореженного шрамами лица, так ярко запечатлевшимся в памяти. Пугала ее не израненная кожа и белесые глаза, и не стертый образ некогда приятных черт, а та боль, что пришлось пережить молодому человеку, жестокость, на которую способны по отношению к другим люди.

Порой ее воображение, словно издеваясь, показывало ей все то, что могло бы случиться в дворцовых темницах, изощренно вплетая образы из слов Лорэнтиу и Дзина о виденных или пережитых ими зверствах людей. И девушка не знала, что страшило ее больше: возможная боль, которую ей бы причинили, или же само чувство безысходности, когда вязким ужасом в сознание прокрадывается понимание, что, каким бы мучениям тебя ни подвергли, ты ничего не сможешь сделать для своего спасения. Наверное, именно это понимание и есть самая страшная пытка, что сводит с ума заключенных; само ожидание страданий и смерти причиняет куда больше боли, нежели прикосновения палачей.

– Вереск, – услышав голос Дзина, девушка вздрогнула и обернулась, глядя на лекаря, расположившегося возле причудливо изогнутого к земле дерева. Дождавшись, пока задумчиво перебирающий какие-то корни и листья Вереск обратил на него внимание, юноша продолжил. – Немного выше по склону должны расти кусты, мелколиственные и приземистые. Прошу тебя, собери с них орехи. А после выкопай и несколько их корней. Они тоже совсем небольшие, поместятся в мешок.

Разобравшись с уже сорванными побегами, Вереск кивнул и ловко вскарабкался выше, через несколько секунд уже скрывшись среди густых зарослей. Даша проводила его все еще рассеянным взглядом и, помявшись, неловко опустилась на траву рядом с отдыхающим лекарем. Ей толком не удалось ничего собрать: мысли и тревоги постоянно отвлекали, отчего она то и дело не замечала растущих совсем рядом нужных трав. В итоге она бросила жалкие попытки, полностью отдавшись на волю терзающих ее чувств. Сомнения до сих пор жгли ее изнутри, а на сознание давило ощущение, что все происходящее ошибка и они двигаются в неверном направлении. Хотелось кричать, но вот только...

– Эх, – юноша потянулся, положив посох рядом с собой. – А сегодня холоднее.

– Дзин, – решительно постаравшись заглушить все тревоги и прогнать будоражащие душу мысли, Даша повернулась к лекарю, задав вопрос, еще с их встречи возникший у нее. – А ты… Ты всегда сам собираешь травы?

– Нет, – засмеялся Дзин, коснувшись ладонью ствола дерева, возле которого сидел. – Дара всегда помогала мне в этом. Она сама хорошо разбирается в травах: ее обучал отец, когда она еще не уехала из города. Поэтому и здесь она искала все мне необходимое, а я уже после подготавливал найденные травы, сушил их и варил мази или другие лекарства, которые после моя возлюбленная продавала в ближайшем городе. А еще Дара сама делала расшитые нитью мешочки с травами, которые долгое время дают приятный запах. Кажется, в столице их называют кайстра.

– А в городе не знают, где вы живете?

– Нет. По большей части им это и не важно. Город здесь крупный, поэтому даже если мы там и появляемся, внимания на нас никто не обращает, а те дома и лекари, в чьи лавки мы продаем наши лекарства, давно к нам привыкли. Только один раз к нам прицепилась стража уже на дороге, по которой проезжали и вы, но нам удалось скрыться. Эти леса я знаю лучше кого бы то ни было, – насмешливо потянул молодой человек и шумно выдохнул, продолжив уже задумчиво и серьезно. – Порою мне начинает казаться, что я слышу голос этого места. Или его невидимых миру хранителей. Это продолжается такое краткое мгновение, что немудрено принять все за помутившийся разум. Но знаешь, как бы глупо и не выглядели все истории о духах и иных мирах, я верю, что они существуют. И быть может не где-то в глубине этих небес, простирающихся над нашими головами, а только в далеких краях наших душ. Но существуют. Существуют, как и чудеса, что всегда рядом с нами.