И вот долгожданный миг настал. Не далее как сегодня вечером, проходя по Хеймаркет, я встретил Гарри Гловера.

Таббс! — заорал он, фамильярно похлопывая меня по спине. — Мой дядюшка жаждет видеть вас завтра на своей вилле с камерой и всей прочей утварью.

— Но я не знаком с вашим дядюшкой, — заметил я со свойственной мне осторожностью. (Если мне вообще свойственна какая-нибудь добродетель, то это спокойная, присущая истинным джентльменам осторожность.)

— Неважно, старина, зато он знает о вас все. Вы отправитесь завтра с первым поездом, захватите с собой все свои склянки и банки, поскольку на вилле у дядюшки вам предстоит обезобразить немало лиц, и...

— Нет, я не могу поехать, — возразил я весьма резким тоном, несколько испуганный объемом предлагаемой работы. Кроме того, мне не терпелось прервать Гарри, поскольку я решительно не выношу, когда в разговоре на людной улице употребляют столь вульгарные выражения.

— Жаль, вы бы не остались в накладе, — заметил Гарри как бы между прочим, — а моя кузина Амелия...

— Ни слова больше, — воскликнул я с жаром, — я еду!

Тут как раз подошел мой омнибус, я вскочил в него и с грохотом умчался прочь, прежде чем Гарри пришел в себя от изумления. Итак, то, о чем я так долго мечтал, свершилось. Завтра я увижу некую Амелию, и если... О судьба! Что ты предуготовила мне?

24 августа, среда.

Великолепное утро. Торопливо упаковал все необходимое, разбив в спешке, к счастью, лишь две бутыли и три склянки. До виллы «Розмари» я добрался к тому времени, когда ее обитатели собрались за завтраком. Отец семейства, мать, два сына школьного возраста, куча детишек поменьше и неизбежный младенец...

Но где мне взять краски, чтобы описать старшую дочь? Слова бессильны, лишь калотипия могла бы справиться с подобной задачей. Вид на ее носик был исполнен изящества, ротик, возможно, несколько выигрывал в ракурсах, сокращавших его длину, но зато восхитительная игра полутонов на щечках заставляла забыть все изъяны, а яркие блики на подбородке (с точки зрения любого фотографа) не оставляли желать ничего лучшего. О, сколь прекрасным мог бы выйти ее фотопортрет, если бы судьба не... Но не буду забегать вперед!

Среди собравшихся за столом был некий капитан Фланаган.

Я вполне сознаю, что предыдущий абзац обрывается несколько неожиданно, но едва я дошел до него, как вдруг вспомнил, что этот идиот всерьез считает, будто он помолвлен с Амелией (с моей Амелией!), рука моя невольно остановилась, и я не смог продолжать дальше. Должен признать, что этот капитан обладал стройной фигурой, некоторые сочли бы его лицо красивым. Но чего стоят красивые лица и стройная фигура, если у человека нет мозгов?

Быть может, моя фигура самую малость полновата — я отнюдь не похож на этих жирафов из военных, но зачем мне описывать самого себя. Моя фотография (моей собственной работы) поведает миру достаточно сведений о том, как я выгляжу.

Завтрак, по-видимому, был превосходным, но я не замечал того, что ел и пил. Я жил лишь для Амелии. И вглядываясь в безукоризненные дуги бровей, в черты, словно изваянные резцом, я невольно сжимал кулаки (правда, при этом моя чашка кофе невзначай опрокинулась) и мысленно восклицал: «Я сфотографирую эту женщину или погибну!»

После завтрака начались съемки. Привожу краткий перечень снимков.

Снимок 1. Отец семейства. Его я хотел снять еще раз, но все присутствующие хором заявили, что и одного снимка вполне достаточно и что у главы дома «его обычное выражение лица». Если только отец этого семейства обычно не выглядит как человек, подавившийся костью и пытающийся смягчить муки агонии созерцанием кончика носа одновременно двумя глазами, то должен признаться, что в данном случае подобное мнение следует считать чрезмерно снисходительным.

Снимок 2. Мать семейства. Усаживаясь, она с жеманной улыбкой поведала мне, что «в юности обожала играть в спектаклях» и выразила пожелание сфотографироваться в позе своей «любимой шекспировской героини». После продолжительных лихорадочных размышлений над тем, кого она имеет в виду, я вынужден был оставить эту безнадежную затею, будучи не в силах припомнить ни одной шекспировской героини, которой была бы свойственна конвульсивная поза, исполненная энергии, в сочетании с полностью отсутствующим выражением лица и которой подходил бы костюм, состоящий из голубой шелковой мантии, клетчатого шарфа, перекинутого через плечо, жабо времен королевы Елизаветы и охотничьего хлыста.

Снимок 3 (17-я проба). Попытался снять младенца в профиль. Подождав, когда младенец перестанет сучить руками и ногами, открыл объектив. Маленький негодяй тотчас же откинул голову назад, к счастью, всего лишь на дюйм, так как голову остановил нос няньки. Пользуясь спортивной терминологией, можно сказать, что младенец вел борьбу «до первой крови». В результате на снимке появились два глаза, нечто, отдаленно напоминающее нос, и неестественно широкий рот. В соответствии с этим я назвал фотографию снимком анфас.