Какая же я жестокая.

Но, ладно, остановимся на мысли, что он просто вырубился.

И…черт. Да что не так с этим «зверем»? Я ему словно дорогу перешла когда-то! Хотя такого и в помине не было. Максимум, что и сделала плохого для Гарольда — села на него однажды, перепутав с мягкой подушкой. Случаи с моей неуклюжестью и невнимательностью продолжались, и, признаюсь, возможно, это они породили его ненависть ко мне. Ве-едь…я и по сей день нечаянно то наступала на него, то опускала на него свой громадный непредсказуемый зад — ох, в таких случаях действительно не завидовала коту.

Я вытерла кровь на коленке салфеткой. Котяра прокусил совсем ничего, зато нога ныла просто адски. Не удивлюсь, если у него ядовитая слюна. Кинув несколько ругательств в его сторону, я вынула из холодильника долгожданную воду и впилась в бутылку, откинув голову. Жидкость приятно смочила сухое горло — и-и-и, жажда утолена!

Но мою идиллию разрушил тупой стук в окно. Я подпрыгнула. Вода, оказавшись в воздухе, по инерции грохнулась вниз и растеклась по всему полу, облизывая мои босые ноги. Что это было? Ответ не заставил себя долго ждать. Повернувшись туда, где недавно что-то — или кто-то — врезалось в стекло, я обнаружила кое-что очень необычное. Вообще-то, при любом вторжении в дом должна была срабатывать система оповещения, но сейчас она не сотрясала здесь все своим режущим слух звуком — почему? — уму непостижимо. Окно, которое должно было быть плотно заперто, отворилось. Ветер здесь явно не шкодил, но и какая-нибудь птица наверняка тоже… Или, подождите-ка! Сощурив глаза, я заметила на полу что-то поблескивающее, и когда подняла это, с удивлением обнаружила, что это…

— Перо?

Да и не простое. Оно переливалось красноватым светом, словно полыхало в пламени. Что-то вроде огня охватывало его темные волокна, совсем не обжигая руки — что это такое?! Ностальгия накрыла меня с головой, и в тотчас перед взором расстелилась картина, затмевая реальность.

Запах леса, взявшийся словно из неоткуда, заполняет мои легкие. Я вижу высокие деревья, касающиеся макушками грозного небесного полотна, где мерцают чудесной красоты звезды, замечаю низко-посаженные кусты, за которыми виднеется озеро — оно мне очень знакомо. А после, опуская взгляд, обнаруживаю два ядовито-зеленых глаза — заплаканных ядовито-зеленых глаза — и, кажется, наклоняюсь к этому всхлипывающему созданию. Постойте, и я не могу контролировать свое тело — и мое ли оно?

Голос, который я раньше слышала, который был для меня чем-то прекрасным, шепчет:

— Заблудилась?

Этот звук исходил из меня — мамочки! Да это… мужской голос! И… черт подери, он мне знаком. Даже очень.

Девочка шмыгает маленьким носиком. Ей, наверное, лет пять-шесть — или меньше, и я не знаю, что она — такая кроха, делает тут, в страшном и совсем непредназначенном для детей месте. Но меня пугает не это, а нечто другое, когда вглядываюсь в черты лица этой малютки. Темные волнистые волосы, слегка округлое личико, выразительные брови, розовенькое платьице в горошек… Да это же я! Господи! Это я… лет двенадцать назад… И это платье — я его ненавидела, но все равно приходилось его носить из-за неумения Дэрека выбирать для меня одежду.

Паника почему-то не поглощает меня, как это часто бывает. Я наоборот чувствую внутри какое-то трепетное тепло, греющее душу и сердце. Тепло, которое охватывает каждую клеточку моего — эм… мужественного? — тела. Кажется, это чувство вызвано из-за моего маленького двойника. Ахринеть.

Девочка вытирает слезы и с некой боязнью говорит:

— Папа учил меня не заговаривать с незнакомыми дяденьками и тетеньками.

Папа… Еще тогда я звала Дэрека своим отцом, когда совсем не представляла, какова моя трагичная судьба.

Голос снова дает о себе знать, нежно и мило отвечая:

— А я друг. Я друг.

Моя копия мотает крохотной головкой, отступая назад.

— Нет. Я бы знала тебя.

— Зато я знаю тебя, Ангел. С самого твоего существования в этом мире.

Раньше слыханное слово раздается в голове эхом (я уже не могу определить, в чьей именно голове). Ангел. Ангел. Ангел… Вот, откуда я это впервые услышала. И вот, почему несколько лет назад, встретившись с одним странным человеком в этом же месте, посчитала прозвище знакомым. Мне будто вернули былую память, и я бы могла впасть в шок, если бы была в настоящем, а не в прошлом. Да и тем более, чужое тело не позволяло практически выражать мои эмоции.

Мой двойник останавливается. Я продолжаю смотреть, что произойдет дальше, и чувствую, как неистово бьется сердце этого парня, как расцветает улыбка на его лице, когда девочка с интересом спрашивает:

— Правда? А как тебя зовут?

Детская наивность бывает слишком опасной в каких-то случаях. Но не в этом.

Я ощущаю, что тело без моих команд не спеша опускается на корточки, отчего у меня маленькой появляется желание скорее узнать имя незнакомца.

— Зови меня Хирундо.

— Хирундо? — с неверием повторяет малышка — не верится, что это я.

— Да. Хирундо. Ласточка на латыни.

Ласточка… О, боже. Чем дальше ведется беседа с моим двойником, тем хуже для моего сердца.

— А ты же знаешь, как зовут меня?

Я слышу смех — красивый, мелодичный, а затем раздается не менее прекрасный голос.

— Знаю. Но для меня ты — Ангел. Была. Есть. И будешь всегда.

Девочка делает неуверенный шаг вперед, стеснительно опустив голову. Внутри меня снова вспыхивает уже знакомое мне чувство, несравнимое ни с чем другим, что вообще существует в этом мире. И я, к удивлению, понимаю, что парень питает к моей маленькой копии неоднозначные чувства — просто поразительно. И как я все это могу ощущать? Его эмоции? Каждое его движение?..