– Э-э-э... А куда?

– Да туда, туда давай!
– резонно решив, что пока "мужикам" объяснишь, праздник успеет закончиться, Ритка в ручном режиме затолкала парня в кухонный простенок за шкафом.
– Там пока выставляй!

– О, Млочка! Як ти тут?
– просиял Матвийко при виде забившейся в угол Люды и грохнул пакетами чуть не в тарелку с нарезанным хлебом. В пакетах что-то подозрительно звякнуло.

"Сыр, - прокомментировал внутренний голос, - российский сорокаградусный..."

"Ты ещё!.." - шикнула на него Люда, оторопело взирая на воздвигшуюся перед нею баррикаду и отчаянно пытаясь собрать разбежавшиеся мысли.

Но пока она сама с собой препиралась, Матвий уже вывернулся из угла и на его место вдвинулся Евгений.

– Привет, Людочка!
– пробубнил он деловито и с натугой водрузил на стол свой груз. Там тоже что-то мелодично дзынькнуло.

"Портвейн "Дружба"! Плавленый вкус детства..." - умилился внутренний голос, но Люда его не слушала.

– Э! Куда столько?..
– начала она вспухать от возмущения при виде утвердившейся в своих правах баррикады, но Евгений также деловито отвалил в сторону, и над столом навис очередной подозрительно тяжёлый пакет.

– Па-а-аберегись!
– объявил Эдик вместо здрасьте и "третьим накатом" завершил возведение "кургана", за которым, словно хата среди многоэтажек, окончательно затерялась не только горка нарезанного хлеба, но и сама Люда.

И тогда она не выдержала.

– Да вы меня тут похоронить собрались что ли?!!
– гаркнула она во всё горло, глядя в отчаянии на это безобразие.

Внезапная тишина была ей ответом. Ещё кипя возмущением, Люда подняла взгляд и обнаружила, что паразит Эдик уже успел смыться, а весь "заряд бодрости" достался давешнему фотографу. Тот ошарашено замер с ма-а-асеньким кулёчком в руке, так и не донеся его до стола.

– Я поставлю, да?
– осторожно протянул он свой вклад в "погребение".

– Эт што?
– с угрюмым нажимом остановила его Люда.

– Сы-ы-ыр...
– робко сообщил тот.
– Тут немного... Но если ты против...

И Люда едва успела отвернуться, чтобы прыснуть со смеху хотя бы в стену, а не прямо в лицо этому несчастному, потому что видеть эту растерянную мордашку никаких сил бы уже не хватило.

– Чего такого-то?
– донеслось снаружи.

– Не-не, ничё, - сквозь истерику выдавила Люда, - буду знать, чем отравилась...

– В смысле?..

– Эй, вы чё там творите?!
– не выдержал народ.

– Хи-хи... Люскин опять Лёху опустила!
– "объяснила" Юлька.

Едва смысл сказанного дошёл до центров мозга, отвечающих за логику, смех превратился в сдавленный кашель.

"Людок, ты дура..." - сообщил ей внутренний голос.

"Это же и есть Лёха! Ой, дура я, дура..." - согласилась она, смущенно прикусив нижнюю губу и стараясь не глядеть по сторонам.

Выручила неугомонная Ритка.

– Так, давай, давай к столу!
– вытолкала та всё еще мнущегося со своим сыром парня из кухонного угла, после чего обратила "высочайшее" внимание и на Люду: - Ты там нарезала уже или нет?!

– Тут еще чуть-чуть осталось...

– Потом, потом... Рассаживайтесь уже, сколько можно!

– Ага, труба горит!
– прокомментировал Олежка и отодвинул стул.
– Рыжая, давай к нам!

Когда языки, наконец, развязались, пьянка вольно потекла своим руслом. И Люда выяснила множество животрепещущих вопросов.

...Что, вот как надо проставляться, когда приходишь в коллектив (А! Так это не день рождения!).

...Что дамы будут "красненькое", а мужики "беленькую" (Что значит, "беременным нельзя"?! Юлька, я тебя прибью!).

...Что Лёхе - чисто символически, потому что завтра ему весь день рулить (Так он шофёром работает?).

...Что за любовь мужчины пьют стоя, но по техническим причинам женщины им это прощают (Ой, да сиди уже, герой, ещё стол опрокинешь!).

...Что вот пахали, пахали целый год, а заработанные деньги "ушли" куда-то наверх (И много отобрали? СКОКА-СКОКА?!!).

...Что Билюченко, конечно, лапочка, но кто же ему позволит импичменты объявлять (О! Так это кандидат в президенты что ли?! А что такое "импичмент"?).

...Что хорошо сидим, а то на День геолога Жека - чингачгук хренов - кидал топор в дерево, а попал в шашлыки (А-а-а... кто у нас Жека? Евгений?!).

...Что - а фиг с ним!
– девушкам тоже "беленькую" (Беременным нельзя!.. Почему сразу вру - я мечтаю!).

...Что - за тех, кто в "поле"!
– пока ещё есть кому помнить за то "поле"...

Голова уже "плыла": то ли от вина, то ли от гама, то ли просто оттого, что обильное возлияние Люда старательно заменяла не менее обильным заеданием - с горя. А что ещё делать!.. Надежды на "культурную программу" с самого начала пошли прахом - Матвия загнали на другой конец стола, и с тем же успехом он мог бы находиться на другом конце света (начни она даже объясняться в любви, всё равно никто бы не услышал). Попытка присоединиться к компании тоже не прокатила. Юлька веселилась со своим Олежкой, Эдик - с Риткой... Народ разбился на кружки по интересам, то подкалывая друг друга и покатываясь от хохота, то горячо обсуждая животрепещущие темы большой политики и маленькой зарплаты. Но ни то, ни другое, сколько Люда ни пыталась проникнуться, почему-то её не цепляло, так что постепенно она выпала из коллектива и заскучала. Лучше всего бы, конечно, сделать перерыв и выйти подышать свежим воздухом, а то в комнате действительно стало душно. Но выбраться из-за стола тоже оказалось нереальным, если, конечно, не задаться целью убиться самой и покалечить других. Ненароком вспомнилось, что давно не слышала малУю. Но и тут случился облом...