Тогда, засунув свой кинжал на место, Конан подошёл поближе, и, опустившись на колени, принялся разматывать что-то вроде шарфа,закрывавшего лицо раненного. Небрежно он отбросил в сторону маленький кинжальчик, которым тот попытался ткнуть в него. Он даже не выругался ещё раз.

Густые тёмные волосы рассыпались по плечам незнакомки, и Конан понял, что перед ним, как ни странно, женщина. Вот теперь он выругался. Но уже про себя.

Молча он с минуту изучал лицо явно восточного типа, и ломал голову, как и почему женщина могла выбрать такую профессию.

– Пить… – еле слышно выдохнула наконец, раненная. Как ни странно, она была довольно миловидлна, но с квадратным волевым подбородком, и высоким лбом. На вид ей можно было дать лет сорок, или чуть больше.

Хотя варвар знал, что рана в правом боку смертельна, и с пробитой насквозь печенью его жертва не протянет больше десяти минут, он буркнул:

– Сейчас. – и отправился за флягой.

Больше двух глотков женщина всё равно отпить не смогла – её жажда была вызвана не столько потерей крови, сколько тем, что повреждена печень. Захлёбываясь и задыхаясь, она откинулась вновь на камень: струйки воды стекли по лицу и шее на одежду.

Глядя на грабительницу, Конан, хоть и испытывал определённые сожаления, отнюдь не раскаивался в содеянном. Уж раз эта несчастная взялась за ремесло бандита, то и получила по заслугам. Он знавал страны, где за подобные преступления её смерть была бы куда дольше и мучительней, не говоря уже о сотнях издевающихся, тычущих пальцами, и гогочущих зрителей. Сам он нападение на спящего, да тем более, с помощью собаки, считал верхом подлости и низости, достойных только трусов и мерзавцев.

Поэтому,повернув к себе бессильно опустившуюся голову со слипшимися уже от смертельного пота и воды, волосами, и закрывшимися глазами, он довольно бесцеремонно потряс её и спросил:

– Кто ты? Как звать тебя?

Ему пришлось повторить встряску и вопрос. Губы разлепились:

– Я… Ха… физа. – еле слышный стон-шёпот.

– Сколько вас было? Кто ещё с вами?

– Только… двое… И Серая… – теперь приоткрылись и глаза. Тусклые.

Ага, значит, собака – сука. Надо же. Две женщины в одной банде. Или – три?!.. В любом случае – явно перебор. А впрочем…

– Ну и сколько человек вы прикончили? – по-правде говоря, он не ожидал правдивого ответа на свой вопрос, тот вырвался чисто машинально, так как ему всё же было интересно, на что была способна эта странная банда. Да и просто молчать, ожидая неизбежной смерти незнакомки, глядя, как по каплям уходит жизнь из тёмных миндалевидных глаз, было неприятно.

– Сем… надцать. – тем не менее расслышал он. Видать, Хафиза тоже не сомневалась в своей смерти, и не видела смысла запираться.

– А этот… там – кто?

– Брат… мой… брат… Рувэм.

Понятно, семейный дуэт. Ну правильно. Чтобы, значит, деньги и тайну ни с кем не делить. Да и кому в этиот продажный век можно доверять, как не кровному родственнику?

– И кто у вас за главного?

– Я… я!

Густая чёрная кровь хлынула у неё изо рта, и остекленевшие глаза остановились, наконец, в одной точке. Тело обмякло, и сползло с камня, так как Конан отпустил его.

Вздохнув, Конан всё же прикрыл эти потускневшие очи. Затем вынул и обтёр своё оружие и отправился рыть могилу в месте, где земли было побольше, чем камней.

К рассвету яма была готова, и брат с сестрой мирно легли рядом. Семнадцать человек оказались отомщены. Заброшенная горная тропа снова станет безопасной.

Засыпав землёй и завалив обломками скал тела, Конан вернулся в лагерь. Оба коня были стреножены, поэтому особенно далеко не разбрелись. Пока Конан грузил своё немудрёное имущество им на спины, они всхрапывали и опасливо косились на мёртвого, но всё равно страшного тёмно-серого хищника, лежащего на боку.

Это оказалась вовсе не собака. Это была огромная скальная рысь. Но – с обрезанными, как у боевых собак, ушами и хвостом, и в ошейнике с дюймовыми стальными шипами. Конечно, она была страшным противником. Вот именно. Была.

Взобравшись в седло, Конан окинул последним взглядом ничем не примечательную лощину, где незнакомые шемиты попытались ограбить более удачливого и ловкого вора. Он сплюнул и криво усмехнулся.

На его планы ночное событие никак не повлияло. И жалел он только об одном: теперь снова придётся заметать следы. Ну и ладно, так даже интересней. Вперёд, старые клячи! К новым приключениям!

***

Злые, полузаплывшие жиром хитрые глазки сверлили Хаттафа так, словно султан хотел прожечь в нём дырку. Хаттаф относился к этому внешне абсолютно бесстрастно – день назад он испытал на себе другой взгляд, пострашней. Тем не менее, он жив. И он чувствовал свою силу – злобное чудище сдержало слово. И он теперь – выразитель его воли и приближённый слуга. Причём, судя по поведению султана, его полномочия подтверждены со всей возможной категоричностью. О яме со змеями и толстом колу речь больше не идёт.