Санек. В туалет и спать. Что значит рано. Завтра в школу. А мне и маме на работу. Быстро. Быстро, я сказал! Пашка! А ну спать. Спать я сказал! Быстро... В туалет и спать!

Уже помылась, пока пацаны в телевизор пялились. Кровать разбирает. Спокойно, равнодушно... Вроде ни чего не хочет. Хочет или не хочет?

Мальчишки легли... Шебушаться...

А ну спать!

Умолкли.

Не хочу! Ни какого секса!

Хочу водки! Грамм пятьдесят. Или сто? Сто.

На кухню. Колбаска... Огурцы кончаются... В гараж сходить надо. Или бросать пить. Лучше в гараж.

Хорошо пошла. Закусим. Сразу еще. А... Еще...

Все же все врут! Ну какой кайф от этих поступательных телодвижений? Это если не извращаться и в процессе не менять положений и позиций... Нет - в конце, при семяизвержении удовольствие испытываешь, но сколько нужно сил! И чего проще... Нет - так тоже не хочется.

Еще пятьдесят! Вот это удовольствие! Хорошо, тихо, спокойно.

И почему я постоянно о этом сексе думаю, если не хочу?

Все, спать. А то еще пятьдесят захочется.

И что б приснилось, что-нибудь хорошее... Ангел. У меня же должен быть ангел...

Сон со вторника на среду.

Падаю. Падаю. Темно. Почему я падаю? Ах, да. Выпил сто пятьдесят. До этого еще сто... Это всегда так. После водки. Всегда падаю. Можно проснуться. Нет. Не думать. Падать. Падать. Хорошо. Легко.

Ого! Я лечу. Я лечу!

Гора. Какая огромная. Кругом степь. Снег. И она - торчит. Высокая, высокая... На вершине облако розовое. Зовет и манит. Полечу туда.

Смотри-ка. Да здесь деревья растут. Яблони. Груши. Цветочки. Трава. Ручеек журчит. Воду в ванной не зарыли что ли? Надо пойти закрыть. Починить! Хотя хер с нем. Пусть льется. Все равно не по счетчику...

Здесь-то хорошо.

Солнце светит.

А под облаком - обычная поляна. Лавочки стоят.

Мужик сидит. Розовый весь. И волосы у него розовые, кудрявые. Щеки мясистые. Губы толстые. Глазки маленькие, свинячьи. И смотрит даже по свинячьи.

Ого! Крылышки из спины торчат. Уж не ангел это? Может мой? Надо узнать.

– Здравствуйте уважаемый.

– Здравствуй Витя.

– Ты меня знаешь?

– Еще бы тебя не знать. Задолбал уже. Вторую ночь не успокоишься.

– Кто не успокоиться?

– Пить меньше надо. Ну... Вспоминай...

– Вспомнил! Вспомнил. Хер У Вим!

– Ну вот и молодец. Что вчера было помнишь?

Покраснел. Аж в жар бросило. Ведь за будущем шел. За чем-то хорошим...

– Да... На баб ты слаб.

– Помоги. Научи... А уж я...

– Да уже помог. Там за тебя Семен Семеныч отдувается.

– И он здесь?

– А ты думаешь один такой меня беспокоишь? Вас тут... Правда Семен Семенович тихий. Философий не разводит. Попросил что надо... И сразу на место полетел...

– Так он до меня был?

– Конечно. Человек пожилой. Ложиться пораньше... Да и пьет побольше... Уж что бы сразу и наверняка...

– А...

– Вот тебе и а.

– Каюсь. Лечу.

– Лети и назад не возвращайся. Задолбал уже...

Мимо пролететь? Нет. Посмотрю. Чего там Старый творит? За дерево спрятаться...

Поляна та... и вроде не та. Столики стоят. Из ротанга. Стулья такие же. Открытая эстрада.

За самым близким к сцене столом сидит сам Семен Семенович. В белом-белом, костюме, белой рубашке, белом галстуке... На голове красуется белая шляпа с большими полями... Ноги обуты в белые, до блеска чищенные ботинки. Носки естественно - белые. Белый человек в белой одежде.

В его правой руке - большой коньячный бокал. Он постоянно делает им вращательные движения, омывая стенки бокала содержимым... Изредка подносит его к носу, несколько секунд впитывает запах и делает неспешные маленькие глотки; после чего, двумя пальцами левой руки, лениво отрывает от большой грозди красного спелого винограда одну ягодку и отправляет ее в рот...

Рядом стоит молодая, красивая, яркая блондинка, похожая на выросшую и раздавшуюся куклу Барби. На ней короткое, больше похожее на ночную сорочку, черное платьице ни сколько не скрывающее всех ее достоинств - ни длинных, стройных ног; ни выдающейся далеко вперед высокой груди; ни в меру отпяченой задницы. Вот она склоняется и вопросительно заглядывает в его глаза. Он лениво кивает... Официантка берет большую, пузатую бутылку с золотой этикеткой и наливает, в услужливо подставленный бокал, грамм сорок-пятьдесят темно-коричнево напитка... В это момент, изгиб ее тела принимает форму вопросительного знака. Юбка задирается почти до спины. Взорам любителей эротики предстают выдающиеся ягодицы не стесненные ни какими излишествами - типа нижнего белья. Старый нагло оценивает прелести и после того как в бокале, в нужном количестве, появилась живительная влага, хлопает по этому округлому совершенству и девица возвращается в первоначальное положение.