Он сильно отличался от того человека, который покинул Лютадель. Кельсер воткнул в землю посох, который позаимствовал у тела мертвого беженца из реального мира. Он упросил посох служить, предоставив ему новый дом и нового хозяина. То же самое относилось к развевающемуся за спиной Кельсера плащу, потрепанному на краях почти как плащ рожденного туманом.

Мешок он тоже поменял, взяв новый с заброшенного склада. У этого мешка вообще не было хозяина. Он считал своим предназначением лежать на полке и быть предметом любования. Тем не менее он стал Кельсеру подходящим компаньоном.

Усевшись, Кельсер отставил в сторону посох, залез в мешок и пересчитал лежащие в нем туго свернутые клубки тумана. На этот раз ни один не исчез - это хорошо. Если предмет восстанавливается в физической реальности или, того хуже, разрушается, его Индивидуальность изменяется и его дух возвращается к своему телу.

Лучше всего были брошенные предметы. Ими долгое время пользовались, поэтому они имели сильную Индивидуальность, но в настоящее время никто в физической реальности о них не заботился. Кельсер вынул из мешка тот клубок тумана, который был костром, развернул и окунулся в его тепло. Костер начал изнашиваться, в поленьях появились туманные дырки. Кельсер предполагал, что он унес костер слишком далеко от места его происхождения и расстояние оказало на него пагубное действие.

Он достал и развернул следующий клубок тумана, оказавшийся кожаным бурдюком. Отпил из него. Вода не приносила ему реальной пользы - она исчезала вскоре после того, как вытекала из бурдюка, но, судя по всему, Кельсер не нуждался в питье.

Он все равно выпил. Вода приятно освежала губы и горло. Это позволяло ему делать вид, что он жив.

Он ютился на склоне холма рядом с призраком костра, обозревая новый рубеж и потягивая фантомную воду. То, что он пережил в реальности богов, тот момент межвременья, теперь стало далеким воспоминанием… Но, если честно, оно стало далеким еще в тот момент, когда он из нее выпал. Потрясающие Связности и отношения длиною в вечность сразу же испарились, как туман под утренним солнцем.

Ему нужно было попасть сюда. А что дальше… он понятия не имел. Здесь есть люди, но как их найти? И что делать, когда он их обнаружит?

«Мне нужно то, что у них есть, - подумал он, делая еще один глоток из бурдюка.
– Но они мне это не отдадут». Он был в этом уверен. Но что у них есть? Знания? Как он может кого-то обмануть, если даже не знает, говорят ли они на его языке?

– Разлетайка?
– позвал Кельсер просто для проверки.
– Охранитель, ты здесь?

Ответа не было. Вздохнув, он убрал бурдюк в мешок и оглянулся через плечо туда, откуда пришел.

Тут же он вскочил на ноги, выдернул из ножен на боку нож и крутанулся так, чтобы оказаться по другую сторону костра от фигуры в мантии с яркими огненно-рыжими волосами. Человек изобразил приветственную улыбку, но Кельсер заметил у него под кожей шипы. Паучьи лапки, тысячи лапок пробивались сквозь кожу, морща ее хаотичными движениями.

Марионетка Разрушителя. Существо, которое тот создал и направлял на Вин.

– Привет, Кельсер, - сказал Разрушитель губами фигуры.
– Мой собрат недоступен. Но если хочешь, я передам ему от тебя послание.

– Не подходи, - сказал Кельсер, держа нож перед собой и инстинктивно потянувшись за металлами, которые он больше не мог поджигать. Проклятье, как их недоставало!

– О, Кельсер, - ответил Разрушитель.
– Не подходить? Я вокруг тебя - воздух, которым ты как бы дышишь, земля под твоими ногами. Я в этом ноже и в самой твоей душе. Что значит «не подходи»?

– Ты можешь говорить что угодно, - возразил Кельсер.
– Но ты мной не владеешь. Я не твой.

– Почему ты сопротивляешься?
– спросил Разрушитель, вышагивая вокруг костра.

Кельсер двинулся в другом направлении, сохраняя расстояние между собой и этим существом.

– О, даже не знаю, - ответил он.
– Возможно, потому что ты злая сила разрушения и боли.

Разрушитель дернулся, как будто оскорбившись.

– Ну не надо так!
– Он простер руки.
– Смерть - это не зло, Кельсер. Смерть - это необходимость. Каждый час должен истечь, каждый день - закончиться. Без меня нет жизни, и никогда бы не было. Жизнь - это изменение, и я представляю это изменение.

– И ты хочешь с ней расправиться.

– Это мой дар, - сказал Разрушитель, протягивая руку к Кельсеру.
– Жизнь. Чудесная, прекрасная жизнь. Радость новорожденного, гордость родителей, удовлетворение от проделанной работы. Все это исходит от меня. Но теперь все заканчивается, Кельсер. Эта планета - старик, полностью проживший свою жизнь и теперь испускающий последний вздох. Дать ему отдохновение, которое он требует, - это не зло. Это милосердие.

Кельсер посмотрел на его руку, кожа на которой ходила волнами от давящих изнутри паучьих лапок.