— Никита Дункан — член Совета, наш враг. И о чем же ты с ней разговаривала? — Он и сам все прекрасно слышал, но ему хотелось, чтобы Фейт сказала правду.

Она поджала губы.

— Это уже второй визит советников ко мне. Первой была Шошанна Скотт.

— Это не ответ. — Чувствуя, как все внутри дрожит от гнева, Вон стиснул кулаки. Конечно, он никогда не тронет Фейт и пальцем, но сейчас ему нужно куда-то выплеснуть свою злость.

— Я бы тебе сказала, если бы ты собирался и впрямь выслушать, а не запугивать меня. Ты в курсе, что у тебя даже глаза светятся? — Она покачала головой. — Никита приходила по той же причине, что и Шошанна. Мою кандидатуру выдвинули на пост, который прежде занимал в Совете Энрике Сантано.

Вон сжал кулаки так сильно, что костяшки заныли от напряжения.

— Энрике — жалкий ублюдок. И ты собираешься занять его место?

Фейт вздрогнула, будто от пощечины.

— Что тебе известно о cоветнике Энрике?

— Лучше спроси свой гребаный драгоценный Совет. — Он буравил ее взглядом, утратившим последние остатки человечности.

Стена ее обучения, и без того расшатанная недавним видением, окончательно рухнула. Фейт злилась. По-настоящему, всерьез. Так сильно, что забыла о необходимости сохранять внешнюю невозмутимость. Единственное, что удерживало ее от крика — это близость охранников.

— Да, — прошипела она. — Мой «гребаный драгоценный Совет». Лидеры моей расы. А что бы ты почувствовал, если бы я велела тебе перерезать Лукасу глотку только потому, что он не придерживается навязанных мною правил?

— Лукас не покрывает убийц и маньяков.

— И советники тоже, — инстинктивно принялась защищать их Фейт. Пси были ее народом. Она отказывалась так легко предавать их.

— Брехня.

Вон наклонился к ней, и Фейт, несмотря на всю его злость, замерла, надеясь, что сейчас он к ней прикоснется. Но он не стал.

— Маньяк из твоих видений — Пси. И таких, как он, еще много.

Фейт замотала головой:

— Нет. Убийцы — это всегда веры или люди.

— Тогда какого черта тебя преследуют видения о маньяке, если ты никогда даже не общалась с его расой? — Он тоже встряхнул головой, совершенно по-звериному. — Боже, девочка, прислушайся к самой себе — ведь этот ублюдок приходит к тебе в видениях, вцепляется и не отпускает. У веров или людей просто нет таких способностей.

Ласковое слово, прорвавшееся в его рычании, окончательно ее сломило. Потому что все это слишком походило на правду.

— Это невозможно. Безмолвие покончило с насилием.

— Да, и твоя сестра до сих пор жива.

Фейт влепила ему пощечину. Изо всех сил. И в ту же секунду задрожала всем телом.

— Прости. Прости. — Она уставилась на белую отметину на его щеке, медленно наливающуюся красным. — О боже. — Ее худший кошмар оживал. — Мне казалось, внутренние щиты целы, но я, наверное, ошиблась и уже на грани физического и эмоционального срыва. — Иными словами, безумия.

— К черту. — Вон нежно обхватил ее лицо. — С тобой все в порядке. Это я позволил себе лишнее. Ты имела полное право меня ударить.

Фейт накрыла его руки своими.

— Прости. Прости, — повторяла она, пытаясь найти в своем разуме трещину, но ее не было. — Я прежде никого не била. Я даже не знала, что так могу. Почему я тебя ударила?

— Потому что ты потеряла сестру, и я не имел права использовать это против тебя. — Он наклонил голову, прижимаясь лбом к ее лбу. — Это мне надо просить прощения. Не смотри так, рыжик. Будь ты кошкой, наверное, расцарапала бы мне все лицо.

Она покачала головой, чтобы развеять дикий образ, вставший перед глазами.

— Это невозможно.

— Мы не люди, — медленно проговорил Вон. — Мы играем по другим правилам и никогда не станем вести себя цивилизованно в порыве страсти — любой. Потому что тогда зверь становится сильнее и выплескивает все, что чувствует.

Он предупреждает ее… или соблазняет?

— Но я же не вер. Я не бью других.

— Женщины веками лупили мужчин за то, что те козлы. То, что ты сделала, совершенно естественно.

— Не для Пси.

— Фейт, Безмолвие — это ненормально. Его вам навязали. И когда ты избавляешься от него, это в порядке вещей. — Он вскинул голову. — Кто-то идет.

Фейт ощутила, как внешний щит реагирует на приближение охранника.

— Уходи, — прошептала она. — Быстрее!

Страх за него пересилил все прочие эмоции.

— Сперва ответь: ты собираешься принять их предложение?

Она понимала, что он хочет услышать, но не могла ему соврать.

— Не знаю.

— Решай. Ты не можешь жить в двух мирах сразу.

И он ушел, растаял в переплетении ветвей. Поднявшись, Фейт направилась к дому, подальше от охранника. Она боялась, что глаза ее выдадут. Потому что впервые в жизни в их звездном блеске отражалось что-то помимо бесконечного Безмолвия идеального кардинала, и это что-то было очень уязвимым.