ДАРЬЯ АППЕЛЬ
ДЕТИ БАЛТИИ
КНИГА 2
САТУРНОВО ДИТЯ
Возьми серого волка, Сатурново дитя (....) и тело короля отдай ему.
И когда волк поглотит его, возведи сильный огонь и брось туда волка.
И тогда огонь поглотит его, волк сгорит, а король вновь будет свободен.
Василий Валентин. Двенадцать ключей .
Королевские лилии, не успев зацвести, вновь увянут.
Из пророчеств баронессы Барбары Юлии фон Крюденер.
ЧАСТЬ 1
ГЛАВА 1
Моравия, декабрь 1805 года.
Жанно фон Лёвенштерн пришел в себя вовсе не в раю, как хотел бы думать. Боль вернулась одновременно с сознанием. С его левой, сломанной рукой что-то делали. Он услышал, как над его телом двое, чьих лиц он не различил - только тёмные фигуры, деловито переговариваются по-латыни. Перед глазами стоял полумрак, разбавляемый колеблющимся тусклым светом. Остро пахло кровью и потом. "Всё-таки это ад... И дьяволы знают божественную латынь", - подумал барон. Потом он всё-таки стал прислушиваться к тому, что говорят, и начал различать слова и фразы.
– Aperta fractura, collega? Offeras amputatio? (Открытый перелом, коллега? Предлагаете ампутацию?) - говорил один из "чертей".
Второй голос отвечал утомлённо:
– Etiam sit optima solutio (Это лучший выход).
Осознав, что ему вот-вот отрежут руку, Лёвенштерн покрылся холодным потом. Резкий звон инструментов убедил его в серьёзности намерений "демонов". Левый бок у него тоже заболел, и даже сильнее, чем рука. Ему было трудно вздохнуть. Жанно отыскал в памяти нужные слова на латыни и даже смог составить их в грамматически верное предложение. Он прохрипел:
– Nihil opus esse abcissum, bene illid (Не надо ампутации, всё хорошо).
"Демоны" оставили свои орудия пытки.
– Вправьте кость, - продолжал барон уже по-французски.
– Это простой перелом.
Потом он вновь закрыл глаза, пытаясь забыть о боли. Не получалось. Пусть режут, лишь бы избавиться от страданий, наконец! Ему дали глотнуть обжигающего спирта, и Жанно снова лишился сознания. "Я Иван Лёвенштерн, поручик", - бормотал он во сне.
– "Поручик лейб-гвардии Конного полка". Повторял он это несколько раз, по-русски и радовался - раз помнит свое имя и звание, значит, не всё потеряно, он живой.
"Ох, только не надо резать руку", - застонал он. Что он будет делать, если её лишится? Только и остаётся, что в отставку идти, сидеть в Ассе, гонять мух жалким инвалидом, и прощай, все мечты о славе... Это была последняя его мысль перед тем, как он упал в чёрный бездонный колодец небытия.
Но вновь что-то вытянуло его оттуда, словно некто свыше опустил в колодец ведро и зачерпнул вместе с водой и Жанно, с усилием подняв его наверх.
Вокруг стояла темень, слышался лихорадочный шёпот, стоны, бред. Лёвенштерн вновь почувствовал страшную боль во всем теле. Кто-то лежащий справа от него говорил по-русски:
– Вера... Ты где?
Жанно повернулся, превозмогая чуть отпустившую свои тиски боль. Глянул на руку - вроде бы не отрезали, а перевязали какой-то тряпкой. Сил едва хватало, чтобы посмотреть на говорящего. Русская речь придавала барону надежду - он не в плену, он среди своих. Жанно снова закрыл глаза. Зов повторился: "Вера". "La Fede", - вспомнил Лёвенштерн слово из языка, выученного им в детстве, от матери, и уже позабытого. "La Fede. La Speranza. L'Amore". (Вера, Надежда, Любовь) Его снова несло в пучину бреда.
Тот же голос, что звал Веру, попросил пить. Жанно стряхнул с себя цепи забытия, собрался с силами и посмотрел на соседа. Тот был весь изранен. Голова перебинтована, повязка покрыта кровью, а слева тонкая струйка стекает на лицо - такое знакомое лицо. Острый нос, высокие скулы, тонкие губы...
– Serge?
– окликнул его Жанно.
– Петрарк?
Тот открывает глаза - мутные, страшные. Жанно понимает, что тому трудно говорить. Но приятель его даже нашёл в себе силы улыбнуться.
– Лёвенштерн?
– прошептал Марин - это действительно был он.