последний фавн поступил вертельщиком "чертова колеса" в Луна-Парк.

Сделавшись непререкаемым центром Германии, как в отношении материальной культуры, так и в отношении культуры духовной, Берлин не замедлил наложить на Германию свой тяжелый штамп. Глядя на берлинцев, все немцы превратились в коммивояжеров, шумливых, пестро одетых, грубых, курящих сквернейшие сигары и носящие усы по образу и подобию кайзера. Берлин превратился в какую-то грандиозную парикмахерскую для оболванивания всех немцев на один, к тому же пошлый, образец. Немцы стали до того похожи друг на друга – всей внешностью, костюмами, манерами, речью, привычками, – что стало необыкновенно трудно различать их. Иностранец раскланивается со знакомым немцем и мучительно думает: "кто это такой? профессор Шульце, у которого я слушаю курс истории римского права, или сапожник Шмидт, который, подлец взял с меня 2 марки 60 пфеннигов за бумажные подметки?"

Некоторые иностранцы даже с ума от этого всенемецкого сходства сходили и ловили себя на том, что слушают лекции у сапожников или лечатся у портных. В семейную жизнь самих немцев это всенемецкое сходство, эта нивелировка под Берлин внесла также не мало расстройства. Констатированы были тысячи случаев, когда немки вполне искренне принимали своих любовников за своих мужей и наоборот. Масса было также случаев, когда кондуктора берлинских трамваев, не будучи в состоянии распознать, где кончаются они и где начинается публика, сами с себя – и пренахально! – требовали деньги за проезд. Дошло до того, что кайзер, чтобы не быть смешиваемым с другими немцами, абсолютно на него похожими и во всем ему подобными, вынужден был завести себе оригинальный автомобильный гудок, исполняющий несколько тактов из "Проклятия Вотана", и вместе с тем запретить остальным немцам пользоваться гудками, исполняющими какой бы то ни было мотив. Некоторые особо умные немцы призывали к борьбе с этим всеобщим обезличиванием, резонно усматривая в нем месть обезьяны, вызванной немцами к тревожной жизни из сладкого небытия. Но, злоупотребляя своим, еще Бёрне кодифицированным правом быть глупыми, немцы и слушать не хотели своих умных людей. Зато призывы вроде тех, что немецкая культура должна быть палками вколочена в тупые славянские головы. пользовались у них неизменным успехом и вызывали восторженные клики «hoch». Все головы, кроме подстриженных под берлинскую машинку и украшенных усами по-кайзерски, стали казаться немцам тупыми. И очень серьезные немцы, не будучи в состоянии примириться с таким, например, возмутительным фактом, что вот Микель Анджело был великим художником, а не был немцем, – повели обширные исторические розыскания с целью доказать, что все великие люди прошлого были немцами. Это им удалось и немцы окончательно уверовали в свою богоизбранность. Обезьяна, которую немцы изобрели, даже не потрудившись осведомиться у нее, желает ли она быть изобретенной, продолжала мстить за себя. Это она нашептала немцам их грандиозно-маниакальные идеи, приведшие их к конфликту со всем миром.

Тупые славяне, тупые галлы, тупые англо-саксы, тупые японцы объединились и колют орехи на умных немецких головах. С каждым расколотым на головах у них орехом у немцев проясняются мозги. С каждым расколотым у них на головах орехом немцы умнеют и от благодетельного сотрясения маниакальные идеи со свистом и шумом вырываются наружу и испаряются, как демоны, изгоняемые колотушками из бесноватого. Тупые славяне помогут немцам свергнуть захлестнувшее их окончательно иго обезьяны, и для Германии начнется новая жизнь.

"Счастлив тот, кто сшил себе в Гамбурге штанишки", – писал Гоголь.

Мы еще будем шить себе штаны и в Гамбурге и в Берлине. Но, немцы! – по справедливой оценке, а не на основании унизительного торгового договора, который вы навязали нам в момент нашей слабости и в расцвете вашей самовлюбленности и самоопьянения.

Германия есть нечто вроде государства, граничащего на севере с Балтийским и Северным морем, а на западе, юге и востоке – Союзными армиями.

Поверхность Германии устроена очень странно, а именно: она чем ниже, тем выше. На юге поверхность ее выше, чем на севере. И оттого, что она чем ниже, тем выше, она, следовательно, чем выше, тем ниже. Это географическое недоразумение, само собою разумеется, отражается, на всей жизни страны и на характере ее обитателей, вызывая в последних сильную уравновешенность. Чем ниже, тем выше, чем выше, тем ниже. Таково устройство поверхности Германской Империи.

Почва Германии разделяется на

1) неплодоносную,

2) неплодородную и

3) малопригодную.

Неплодоносная часть Германии покрыта торфяными болотами.

Неплодородная – мелкими камнями.

Малопригодная – песком и глиной.

Климат Германии по свидетельству науки (география Смирнова) обладает следующими еще непревзойденными качествами: около моря он морской, а чем глубже в континент, тем он становится все континентальнее и континентальнее, пока не сделается окончательно континентальным, – а именно около юго-восточной границы государства.

Летом (по свидетельству той же науки) бывает в Германии значительно теплее, чем зимой, зимой же значительно холоднее, чем летом.

Летом перепадают дожди, зимой бывают морозы.

На юг немцы ездить не могут, потому что юга у них нет. Куда ни двинься – климат одинаковый, потому что, как мы уже упоминали, Германия – чем выше, тем ниже, и чем ниже, тем выше.

По Германии протекает много рек, но самым обидным для Германии образом – не целиком, а только кусочками.

Таким образом немцы, любящие воспевать свои реки в стихах и песнях, вечно стеснены в своих поэтических порывах. Ибо неудобно петь:

или:

Воспевать же реку целиком значило бы безвозмездно работать в пользу соседей, что совершенно с укладом немецкой души, даже самой поэтической, не согласуется.

Это качество немецких рек, повторяю, тяжелая страница немецкой жизни.