"Все равно не сдамся", - думала Даша, безуспешно силясь проглотить комок в горле и подавить слезы.
– "Я выучусь в школе, а потом в институте, и обязательно выйду в люди. Вы еще увидите! Все увидите!"

...Прозвучал спасительный звонок с последнего урока. Даша сгребла рукой учебные принадлежности, ссыпав их в видавший виды портфель. Наконец-то можно покинуть этот душный, давящий класс и хотя бы ненадолго попрощаться с враждебно настроенными одноклассниками, потерять их всех из виду - разве не приятно? Однако, вспомнив о "домашнем уюте", ожидавшем в квартире, она обнаружила, что и дома ей делать нечего, и нет ей места. Выходит, что и пойти-то некуда. Нет у Дашеньки тихой гавани, где она могла бы расслабиться и почувствовать покой...

– Эй ты, курица!

Донеслось в спину. Но Даша безошибочно определила, что фраза предназначалась именно ей.

Она вжала голову в плечи, надеясь стать незаметней, - эффект страуса. Но Игорь Савоськин с друзьями нагнали ее и преградили путь.

– Ты, психованная! Тебе место в дурке!
– закривлялся подвижный, подскакивающий на месте Игорь.

Даша попыталась пройти сквозь группу ребят, но ей не дали этого сделать.

– Отстаньте! Дайте пройти!
– воскликнула Даша жалобно.

– Отста-аньте!
– передразнил Игорь.
– Плакса и истеричка. Я вот маме все расскажу! И покажу, как ты меня исцарапала. Она завтра в школу придет, а еще в милицию заявит, и тебя посадят!

Дашины круглые от ужаса глазенки уже были на мокром месте.

– Не надо.

– У тебя мамка все равно пьяница!
– потешался он.
– Она и не захочет тебя из тюрьмы вытаскивать.

Даша крепко сжала зубы при упоминании матери, чтобы не зареветь в голос "перед лицом врага".

– Ее саму надо посадить!
– смеялись мальчишки.

Ну зачем, зачем она приходила на родительское собрание в прошлом году?! Один-единственный раз Надежда явилась в школу, так сказать, выполняя свой родительский долг, но с тех пор насмешки и издевательства никогда не обходят маленькую Дашу стороной. Еще бы! Надина нетвердая походка и бросавшаяся в глаза одутловатость лица хронической алкоголички, бланш под глазом и неухоженная одежда так громко кричали о ее жизненных приоритетах и узком круге интересов, что даже ученики первого класса безошибочно признали в ней не просыхающую пьянчужку.

Поначалу общавшиеся с Дашей девочки разом стали шарахаться в сторону. Она вдруг вмиг стала "замарашкой", "бомжихой", "побирушкой"...

– Что вам надо?!
– взвизгнула Даша, утирая глаза и щеки.

– Да ладно, не ной!
– вполне миролюбиво произнес Игорь.
– Мы тебе помочь хотели. Вот, держи, возле школьного забора нашли, - и он протянул ей бутылку из-под пива из зеленого стекла.

Даша всхлипнула еще горше, снова заплакала и, растолкав мальчишек локтями, побежала вперед по тротуару.

– Дашка-какашка! Дашка-какашка!
– донесся ей вслед нестройный насмешливый хор, и ей вдогонку полетела бутылка.

Она припустила побыстрее и бежала, бежала, до самого подъезда своего дома, вверх по лестнице, до двери квартиры, и, поспешно отперев ее ключом, захлопнула створку, уткнувшись в нее лицом и давая волю громким рыданиям, искренним и по-детски правдивым и чистым.

Сквозь плач она услышала приглушенные звуки из комнаты Надежды. Даша утерла глаза тыльной стороной ладони и пошла в том направлении. В груди появилась необъяснимая необходимость увидеть маму. Может, раз уж она не в отключке, так хоть - ну хоть раз в жизни!
– выслушает дочь, даст выговориться, пожаловаться, а потом утешит и убедит ласковым словом, что все хорошо, есть выход, есть способ изменить отношение детей, завести друзей...

Ведь какая б ни была, а ближе и роднее мамы никого у Даши нет...

Со все еще не просохшими после слез щеками, девочка открыла легкую дверь в комнату матери, ожидая увидеть ее, судя по звукам в полувменяемом состоянии, а может, ей было плохо и ее тошнило... но шокированная зрелищем Даша на мгновение замерла в дверях. И было от чего: не каждый взрослый человек сумел бы сдержать отвращение, - что уж тут говорить о ребенке, который увидел собственную маму, без сомнения, пьяную, в грязных лапах таких же, как она - бомжеватого вида - двух мужиков, обладателей неделями немытых тел, неделями нечесаных сальных волос, зловонного перегара и неполных рядов нечищеных зубов. Трое переплетенных и неуклюжих полуголых тел представляли собой до того гадкое, омерзительное зрелище, что Даша ощутила подкатившую к горлу тошноту.

Не смотря на то, что на самом деле она простояла на пороге всего одну секунду и моментально захлопнула дверь, перед глазами по-прежнему двигались безобразные кадры. Ноги и руки у нее стали ватными, и она, с трудом перебирая конечностями, пошатываясь, поплелась обратно по коридору, но, пройдя несколько шагов, споткнулась и шлепнулась на четвереньки, подкошенная рвотными позывами. Но в силу того, что ее желудок был вот уже полсуток как пуст, Даша лишь выплюнула желудочный сок.

Девочка вскочила на ноги, подхватила у входной двери свой портфель и стремглав выскочила прочь из квартиры, не слишком четко различая, куда она ставит ноги. В глазах было серо, и мутило, казалось, саму голову. Ей никак не удавалось избавиться от ужасной сцены, все еще встававшей перед глазами; противных звуков, все еще эхом трепещущих в ушах, и жуткого, кислого, сладкого и горького одновременно запаха, не желавшего выветриваться из носа.