– Где закопали труп Климовой?

– В орешнике, напротив большого камня, у речки.

– Так, вернемся к нашим баранам. Как долго вы сидели в шкафу?

– Уже сутки. Эмма Францевна позвонила вчера утром и просила срочно приехать. Я приехал. Она посадила меня в этот шкаф и велела сторожить компьютер, чтобы никто к нему не подходил.

– Расскажите, что вы видели ночью.

– В двадцать два пятьдесят Эмма Францевна вошла в будуар. Что-то писала, сидя у бюро. В двадцать три пятнадцать вышла. Почти сразу послышались голоса в малой гостиной, но кто там разговаривал, я не разобрал. Звукоизоляция в доме хорошая. Вот как раньше строили!.. В двадцать три тридцать барыня вернулась в будуар и почти час работала на компьютере. Потом ушла к себе, и больше я ничего не слышал, если не считать слабый звон посуды внизу около часа ночи. Утром пришла Глаша и долго прибиралась. Где-то в это время меня и сморило. Господи, уже вторые сутки без сна… А что случилось с Эммой Францевной?

– При необходимости вам сообщат.

Галицкий деликатно зевал в кулак, Федор ходил из угла в угол, огибая по дороге многочисленные кресла и столики с безделушками, я смирно сидела в кресле.

– Скажите, Лев Бенедиктович, а прошлой ночью, когда была гроза, вы по личной инициативе сидели в шкафу?
– осмелилась спросить я.

Галицкий отвернулся и засопел, как Гоша, когда я застаю его на месте преступления - валяющимся на хозяйской кровати.

– Что просила Ариадна у Эммы Францевны?

– Галицкий, отвечайте. Ваша свобода в ваших руках, - давил Федор на щуплого филера.

– Она просила продать ей какие-то фермуары, - нехотя выдавил он из себя.

– Фермуары - это как-то связано с мемуарами?
– удивился Федор.

– Нет, это застежка из драгоценных камней на ювелирных изделиях, просветила я мужчин.

– Галицкий, какие еще задания вы выполняли для Эммы Францевны?

– Слежкой занимался, - угрюмо процедил он.

– За кем?

– За кем скажет, за тем и следил.

– Поконкретней, пожалуйста.

– Ну, она мне давала имена людей и домашние адреса, а я изучал их образ жизни.

– Что за люди?

– Да разные были: чиновник, музыкант, врач, рабочий на стройке, бандит среднего масштаба, банкир… всех и не упомнишь.

– Какие сведения о них вы добывали?

– Распорядок дня, круг общения, привычки…

– Зачем Эмме Францевне нужны были эти сведения?

Галицкий красноречиво пожал плечами.

– Так. И что же мне теперь с вами делать?

– Домой отпустить.

– Возьмите лист бумаги и ручку. Идите в светелку. Разрешаю вам два часа поспать. Потом напишите мне подробно имена и адреса фигурантов, бывших в разработке. Укажите все, на ваш взгляд, важное по этому вопросу. А также опишите другие задания, которые вам приходилось выполнять по просьбе Эммы Францевны. Все, свободны.

Галицкий с готовностью бросился из будуара, но у двери остановился.

– Уж, не из разведки ли вы будете, Федор Федорович?
– подобострастно вытянул он шею.

– Нет, и не ломайте себе голову. Ступайте, - вельможно взмахнул он рукой.

Мы остались вдвоем, не считая Гоши, который уютно дремал в широком кресле среди вышитых подушек.

– Полина, ты не знаешь, где находится сейф?

– Ты что, собрался вскрывать сейф? Как тебе не стыдно! Прах Эммы Францевны еще не предан земле, а ты уже копаешься в ее вещах!

– Полина, девочка моя, я же не для себя стараюсь. Надо же выяснить, что тут за тайны такие.

– Насчет Лизы ты уже все выяснил. А остальное тебя не касается. Все тайны Эммы Францевны умерли вместе с ней, и ты в это дело больше не вмешивайся!

В меня вселился какой-то бес и зло выговаривал растерявшемуся Федору. Я подхватила сонного Гошу и скрылась в своей комнате.

Во мне все кипело и бурлило. Ах, как была права моя двоюродная бабушка: ох, не прост наш Федор Федорович. Для филолога, изучающего матерные частушки, он слишком хорошо разбирается в подделках лицензионных документов и мастерски ведет допрос узников мебели. Только ли судьба Елизаветы Петровны интересует его или это был всего лишь предлог, а на самом деле и он охотится за партийными деньгами или золотыми самородками? Никому верить нельзя!

До темноты я просидела за закрытой дверью. И что самое обидное, никто меня и не хватился.

Вечером я проголодалась и осмелилась покинуть свою обитель. Всех домочадцев я нашла среди яблонь, за столом, накрытым для ужина.

Ариадна, отец Митрофаний, Влад и Федор сидели за овальным столом и смотрели на Аркадия Борисовича, который с аппетитом поглощал янтарную уху. Пустовал стул между Владом и Федором, и мне пришлось устроиться на нем. Глаша налила мне тарелку ухи, остальные уже поели. Федор, как ни в чем не бывало, подмигнул мне и придвинул блюдо с ломтями домашнего хлеба.