Мокош отломил кусок: с жадностью мальчик схватил и съел.

– Ты голоден, голубчик, тебе поесть не дадут!.. вот тебе еще ломоток хлебца.

– Хлебца? – вскрикнул мальчик. – Она не дает мне хлебца.

Чем же ты питаешься, голубчик?

– Она меня кормит…

Вихрь свистнул между мальчиком и Мокошем и унес слова мальчика.

– Ась? – спросил Мокош, не расслышав, чем кормят мальчика.

– А поит… – продолжал мальчик.

Вихрь опять свистнул над ухом Мокоша; он не слыхал чем поят мальчика.

– Ась? – повторил он.

– Да, дедушка, – продолжал мальчик, – а мне тошно, тошно, как я съем… – Снова свистнул вихрь… – Все хочется этого хлебца да водицы испить, что течет под горой… У тебя много хлебца?

– Есть мало, – отвечал Мокош.

– Пойду я, дедушка, к тебе; ты такой добрый, ты меня пустишь гулять в город!

– Пойдем, пойдем… я поведу тебя в Киев, – отвечал Мокош, вставая.

Мальчик хочет идти – и вдруг остановился.

– А!.. – вот Она!.. Пусти меня к этому дедушке!.. пусти!

Мокош смотрел вокруг себя: с кем говорит мальчик?.. но никого нет… только вихрь свистал снова между Мокошем и мальчиком. Мокош хотел подойти к нему а ветвь натянулась и хлестнула его по лицу.

– Ооо! сгинь ты грозницею!! – вскричал Мокош, закрыв лицо руками. – Поточи тебя тля поганая! – продолжал он, удаляясь и проклиная Нечистую силу.

Наутро, по обычаю, Мокош снова спустился в обход лесов и заветных Княжеских лугов. Любопытство завлекло его к лужайке. Вот подошел, ступил на свежую мураву, и вдруг стукнулся обо что-то лбом.

«Вражий тын!» – вскричал он. Смотрит… и тычинки нет; хочет идти, ногу вперед – стукнулся снова, нет прохода. Сердится Мокош, шепчет бранные речи, шарит рукой, точно как будто каменная стена перед ним, а нет ничего. Продолжает вести рукой по стене, идет кругом, и стена тянется вокруг лужайки… За стеной чей-то голос.

Прислушивается Мокош, кто-то неведомые речи выговаривает.

Ы-ей-гей-ег-дой-ай-да-егоа, вар-ой-зы-воз-рой-ой-ро-воз-ро, дой-ей-ди-возроды, тай-си-ей-тси-возродытси, дой-рей-ей-dpe-вар-нен-ей-ни-древни, ай-дой-ай-да-ада-мен-ой-мо-ада-мо, чоры-ей-че-лей-ой-ло-чедо-вар-ей-ве-челове-цюй-юн-цю-челоеецю, кыр-нен-ой-кко-вар-ой-во-кмово-жой-ей-жм-зной-нен-ей-зне-жизне…

– Ей, голубчик! кто тут?

– Принес хлебца? – отозвался голос – Не то не хочу учиться книгам.

– Да где ты тут?.. Ох ты, окаянная огородина!

– А, это ты, добрый дедушка? здорово! забыл ты меня!

Как будто сквозь туман увидел Мокош отрока лет десяти, в красном шелковом кафтанчике, перепоясанном золотым тесемчатым кушаком, с откидными рукавчиками, ноги перетянуты ниже колена также золотыми тесьмами, на ногах сапожки шитые сафьянные, на голове скуфейка, из-под скуфейки рассыпаются по плечам витые русые кудри; в руках отрока длинная книга и жезлик.

– Что ж нейдешь? – спросил отрок.

– Да словно стена стоит?.. аль мерещится?.. – отвечал Мокош, тщетно подаваясь вперед.

– Какая стена! плюнь на нее, дедушка.

Мокош плюнул; вдруг как будто что-то треснуло, рассыпалось вдребезги. Мокош, спотыкаясь, как по груде камней, приблизился к отроку и, взглянув на него, остановился, выпучив глаза.

– Да ты словно тот же, что вчера видел я… а пяди на три вырос!..

– Вчерась? – сказал отрок. – Да ты у меня и невесть с какой поры не был, дедушка.

– Ох, да ты не простой, словно колдун аль чаровник отец твой али баба, не ведаю кто?

– Иди же, дедушка, я рад тебе! – сказал отрок, взяв Мокоша за руку. – Ведь ты обещал мне хлебца, дай же, дедушка, хлебца, а я тебе дам золота, вот того, что люди, говорит Он, все за него покупают, кроме светлого неба.

Подбежав к скату горы, отрок откопал песок и показал Мокошу целую кадь золота. Мокош выпучил глаза.

– Бери, дедушка; Он сказал мне, что золото лучше всего для людей; за золото они продают свою душу и светлому Дню, и темной Ночи.

– То все мордки Грецкие! чего мне в них! нес бы ты их к Князю нашему аль к какому боярину, мужу великому; то, вишь, клад, а клад – Княжеское добро; а наш брат возьми клад да принеси домой, а за кладом и Нечистая сила в дом…

– Какая Нечистая сила? – спросил отрок.

– А вот что ты ее кличешь; она, чай, тебя и книгам учит?

– Учит, – отвечал отрок.

– Что ж тут писано?

– А тут писано так, дедушка: в начале лежали на пучине двое… Один светлый, светлый!.. другой темный, темный!.. лежали долго, спали крепким сном, да все росли, росли…