— Рей, — позвал Горас, присев на соседний стул.

— А… эм… привет, — откликнулась Рейвен. Не слишком ли она суетится? Обычно с парнями она чувствовала себя уверенной и собранной, но с Горасом… с ним совсем другое дело.

Раньше Гораса все считали чудаком. Все, и даже Рейвен. Он был щупленький и невысокий. Довольно долго носил брекеты. Ходили слухи, что мама покупает ему одежду в супермаркете. В школе, где все были помешаны на том, чтобы выглядеть крутыми и носить лучшие бренды, одежда из супермаркета была равносильна социальному самоубийству.

Но в старших классах Горас изменился. Сейчас — уже без брекетов — он тоже считался чудаком, но в хорошем смысле. Он немного подрос, нарастил мышцы, хотя, видимо, все еще одевался в супермаркете. Но сейчас в школе больше ценилась индивидуальность, а Горас был очень даже неординарной личностью.

Он поерзал на стуле, и коричневая рубашка в ковбойском стиле натянулась на его бицепсе. Под рубашкой была черная футболка с надписью «Социальная служба». На джинсах красовалась дыра, а на ботинках болтались развязанные шнурки.

Горас был полной противоположностью Калеба. Точнее, противоположностью всех тех парней, с которыми Рейвен когда-либо встречалась.

— Что делаешь? — спросил Горас. Его хрипловатый голос перекрыл общий гомон и какофонию настраиваемых инструментов и проник в самую душу.

— Ничего, — ответила Рейвен, опустив флейту на колени. — Просто повторяю партию.

— Есть какие-нибудь планы на эти выходные?

Над головой залился трелью звонок, и оркестранты поспешили занять свои места. Рейвен переводила взгляд с двери в кабинет руководителя оркестра на Гораса и обратно. А он по-прежнему не сводил с нее глаз.

Рейвен улыбнулась. «Хорошенько разыграй эту карту», — сказала она сама себе.

— Да, затевали кое-что с подругами. А ты что делаешь?

— А мы с приятелями собираемся зависнуть у Страйкера. Я подумал, если ты не занята, то могла бы потусоваться с нами. — Горас помолчал, раздувая ноздри. — Нет, — поправился он, — точнее, я хотел бы, чтобы ты пошла туда со мной. — И в довершение он смущенно улыбнулся.

Рейвен не могла бы принять приглашения, даже если бы ей очень захотелось туда пойти. Во-первых, она обещала подругам и самой себе, что не будет ни с кем встречаться хотя бы пару недель (а может, и пару месяцев). А во-вторых, претила сама мысль, что она снова может причинить Горасу боль. Что если они начнут встречаться, а потом она поймет, что он — не Тот Самый? И не пройдет и месяца, как она начнет разрушать их отношения или, что еще хуже, бросит его.

— Не могу. — Рейвен, изображая безразличие, перевернула страницу партитуры. — Может, в другой раз?

Тут подошла Амелия, четвертая флейта, и недовольно зыркнула на Гораса.

— Ты сидишь на моем месте. — Амелия серьезно относилась к своему статусу четвертой флейты, и каждый, кто занимал ее место, видимо, автоматически считался нарушителем какого-то ее личного Кодекса флейтиста.

— Извини. — Горас поднялся. — Рей, — он повернулся к ней, — если передумаешь, ты знаешь, где меня найти.

— Конечно.

Он сунул руки в карманы и стал подниматься к ударным. Рейвен украдкой наблюдала, как он берет барабанные палочки и выбивает дробь в воздухе, разогревая кисти. Пожалуй, все-таки не украдкой, поскольку он поймал ее взгляд.

Покраснев, Рейвен отвернулась к своей партитуре и взяла в руки флейту. Приложив мундштук к губам, она плавно выдула мягкую ноту, разыгрываясь вместе с остальными.

Она следует Кодексу. Она поступает правильно.

Ноздри Алексии щекотал запах хрустящих страниц и старых кожаных переплетов. Исторический зал библиотеки был ее самым любимым местом в школе. Она словно бы ступала в прошлое. Отыскав 900-й номер в классификаторе Дьюи, она поставила на нужную полку книгу по истории Америки. Потом повернулась к своей тележке и увидела Бена — тот листал книги, которые Алексии надо было расставить по местам.

— Что ты делаешь? — спросила она.

Она не видела его со вчерашнего дня, и когда двадцать минут назад зашла в библиотеку и не нашла там Бена, разочарование было безмерным. Поэтому она сразу приступила к работе: стала отмечать возвращенные книги и раскладывать их по местам. Но, толкая свою тележку между стеллажами, Алексия не могла думать ни о чем другом.

Так сильно она не влюблялась со времен Оуэна Уилсона из «Образцового любовника». Хотя то, что она испытывала сейчас, Алексия не назвала бы влюбленностью. Ей просто хотелось видеть его, вот и все. Скорее, дружеская привязанность, вот что.

Бен вытащил из стопки книгу о Древнем Риме и протянул Алексии.

— Ты знала, что в Древнем Риме опущенный вниз палец означал зрительское благоволение к гладиатору на арене? — Он вопросительно приподнял бровь.

— Нет, пожалуй, не знала.

Сунув книгу на первое попавшееся место на полке, он развернулся к Алексии.

— Будь я римским императором — а я им, скорее всего, не буду, потому что я слишком умен для этого — я бы показал тебе… — Он опустил вниз большой палец. — Вот так.