Вдали затрещала стрельба — и разлилось по лесу столпотворение звуков.

Где, кто, кого расстреливает? Что с другими отрядами зеленых? Может быть, их уничтожили! Какой смысл сидеть здесь, в стороне, бесцельно? Не подбирается ли сюда враг, чтоб окружить их, перестрелять? Ведь он знает их место!..

Ночь. Звезды ласково мигают, а в лесу под шапкой листвы чернь непроглядная. Зеленые притихли, точно замерли. Изредка слышится глухое покашливание в фуражку да из кулака вспыхнет светлячком папироса…

Тихо. И снова гулкая стрельба, совсем близко, видимо, у самой Адербиевки…

Шорох шагов сзади. Сдержанный говор. Шаги приближаются. Горчаков вышел навстречу. Прислушивается.

— Кто идет?.. — разрезало тишину ночи.

Затрещали ветви кустов — и все стихло.

— Кто идет? — крикнул Горчаков громче.

— Ты, Горчаков?… Свои, свои. Это я… от второй группы. Тени сошлись, шепчутся. Приближаются к цепи.

— Насилу нашел вас. Оставил на одном месте, прихожу — нет…

— Да у нас тут бой был. Разве не слыхал?

— А чорт его разберет? Кругом стрельба. Вот еще война…

— Ну, что там вторая?

— Да что же… Вот товарища привел оттуда. Он расскажет.

Послышался другой, надтреснутый голос пожилого крестьянина.

— Мыслимое ли дело? Нас на Мезыбке 25 человек было — наших 12 да 13 лысогорцев. Когда смотрим — туча на нас вышла. Один ихний отряд пошел на Фальшивый, спугнул нашу заставу и прошел берегом моря на Парасковеевку. Либо в Пшаду пойдет, либо старой дорогой на Михайловский перевал. Застава с Фальшивого к нам прибежала. Только мы рассыпались на хуторе Лайко за Мезыбкой — белые на нас навалились. Человек 700 их. Мы постреляли немного — и давай через гору текатъ. Чуть в мешок нас не взяли. Ну, мы все-таки два пулемета у них сбили…

— Куда же бежали ваши? — перебил его нетерпеливо Горчаков.

— Куда же? Лысые горы защищать, на шахан. Там такая позиция, что никто не пройдет. Гора острая, высокая, а под ней петлями дорога. Сам знаешь.

— А за Широкой щелью, что за бой был? Туда ведь Гринченко пошел. Он или его захватили?

— А хто ж его знае? Разве тут разберешь?

Жуткая ночь. Зеленые не спали. Разведки, рискуя нарваться на засаду белых, бродили по горам и ущельям, забирались в колючий кустарник, шатались по лесу, натыкаясь на стволы, спотыкаясь о пни, срываясь в канавы, под обрыв. Изредка приглушенно прорывался стон — и замирал, точно и не было его… А стрельба вдали время от времени раздавалась то впереди, то слева.

И когда забелело небо, заалел восток — начали появляться разведки.

Весь следующий день шла редкая стрельба. Зеленые недоумевали, не видя больших сил белых, но и не знали, где их искать, куда итти. После полудня заклокотала стрельба справа глубоко в горах. Горчаков решил, что белые прошли старой дорогой из Прасковеевки через Михайловский перевал на Лысые горы и разослал вестовых собирать из засад зеленых, чтобы итти на выручку. Но пока зеленые подтянулись, пока пришла первая группа, стрельба в горах стихла и наступила ночь.

По пути набрели в потемках на какой-то огород, набросились на кукурузу и всю ее обглодали. Начали копать бурак, картофель и есть сырьем. Тут же завалились спать. На заре прибежал хозяин огорода, зеленый, видит — изрытое поле. Виновники тут же лежат.

— Ребята! Да что же вы наделали?.. Да что же это?.. Да как же я?.. — топчатся по ногам лежащих, плачется, командира ищет.

— А разве это твой? А мы и не знали…

— Ничего, ничего, за нами добро не пропадет.

— За пахоту эту с тебя ничего не возьмем.

Успокоили его. Выдали ему расписку о потраве огорода в четверть десятины. Советская власть установится — заплатит.

Пришли на Лысые горы утром. Встречают их зеленые радостными криками, обступили толпой, заговорили все разом.

— Когда нас белые загаяли на Мезыбке, — рассказывает, захлебываясь, лысогорец, — мы — бежать на Лысые горы. Заняли позицию на шахане. Ждем-подождем — нет никого. Пришло с наших хуторов подкрепление. Набралось нас вместе со второй группой 60 человек. А у вас там стрельба все идет. Думаем, пробиваются до нас белые. Переночевали на горе. День занялся, а их все нет. Вчера в полднях наблюдатель наш доносит с сопки: поднимается к нам с фланга колонна кадетская: на Лысые горы идут Эриванской дорогой. Мы это свою цепь передвинули, смотрим — подходит ихняя разведка. Совсем уже близко. Слышим, разговаривают:

— Вот придемо на Лысые горы, зараз наемось сметаны, масла, брынзы, а тоди…

— Тут наш командир поднялся во весь рост да как гаркнет: «По неприятелю, полк, пли!» Эх, как сыпнули мы в них! Разведка их — тикать! Колонна их смешалась — и за бугор! Залегли — и ну, по нас жарить! Кто — разбегаться! Офицеры с наганами — за ними! Такая карусель поднялась! Они орут, мы — тоже! Они пулемет выкатили, ленты три выстрочили — и бросили. Командир ихний с биноклей вылез на бугор и уставился на гору, потом — брик! — со всех четырех ног. Кадюки — разбегаться: кто — на Кубань, кто — назад, к Мягкой щели!..