— Конечно, я спрошу у него, вот только не уверена, что это поможет. Он никогда не рассказывает о своих делах.

— Но люди говорят, что вы можете на него повлиять.

— Мало ли что говорят люди! Например, что ты спишь со своим отцом. Но это же на самом деле не так?

— Лучше бы это было так, сеньора, — ответила она, встала и ушла.

Три дня спустя адвокат нашелся — разрезанным на куски. Части его тела были уложены в большую корзину, которую кто-то доставил прямо к порогу его дома.

Я узнала об этом в полдень. Когда Офелия меня причесывала, в парикмахерскую вошли несколько старух, что-то возбужденно обсуждая между собой. Офелия как раз прикалывала мне фальшивую косу; увидев в зеркале слезы у меня на глазах, она даже встревожилась, что опять сделала что-то не так. Я сидела неподвижно, пока она втыкала шпильки мне в волосы. В салоне царила тишина; старухи смотрели на меня такими глазами, словно я держала в руке окровавленный нож. Я сидела, закусив губу, изо всех сил сдерживая слезы, пока Маура красила мне ногти. Мне не давали покоя мысли об убитом адвокате, который был так красив и умен, которым все так восхищались.

Едва освободившись, я тут же бросилась в дом Майнесов. Там было полно народу. Вдова сидела, опустив голову, в окружении младших детей. Она была так пугающе неподвижна, что тоже казалась мертвой.

Меня заметила только Магдалена, стоявшая возле гроба. Я так и не решилась к ней подойти; мне нечего было ей сказать, я хотела лишь увидеть ее, а заодно посмотреть, здесь ли венок, который прислал Андрес, или его выбросили за дверь. Андрес всегда изображал скорбящего; когда кого-то убивали по его приказу или кто-то бесследно исчезал к несомненной его выгоде, он присылал огромные венки — настолько огромные, что они с трудом проходили в двери дома, где стоял гроб с покойником.

Я шептала «Аве, Мария», одновременно просматривая надписи на венках и букетах. Ни на одном из них не было надписи: «От Андреса Асенсио и его семьи». Когда началась панихида, я встала, чтобы посмотреть, не валяется ли венок снаружи, однако, не успела я добраться до выхода, как вдруг увидела двух мужчин, вносящих венок, заказанный Андресом на рынке Ла-Виктория. Они с трудом протащили его сквозь дверь.

Я вышла на улицу. Мне вдруг пришло в голову, что Офелия может знать, что случилось; я была уверена, что кто-то из женщин, которых она причесывала сегодня утром, наверняка ей что-то рассказал. Я снова вернулась в салон.

Она знала не более того, о чем я уже и сама догадывалась. Говорили, что адвоката убил Андрес, больше просто некому; но никаких доказательств. Тем не менее, мне сразу вспомнился их разговор в «Куэрнаваке» и умоляющий взгляд Мадгалены, устремленный на отца.

Вернувшись домой, я заперлась в своей гостиной. Сначала я обгрызла с ногтей лак, а потом и сами ногти. Я ненавидела генерала. Даже не знаю, чего мне больше хотелось: то ли выйти к нему навстречу и потребовать объяснений, то ли навсегда запереться в комнате, чтобы никогда больше его не видеть.

Наконец, он вернулся домой: я услышала внизу его смех. Я слышала, как он отстегивает шпоры, как поднимается по лестнице, как идет по коридору к моей комнате. Он остановился и с силой толкнул дверь. Обнаружив, что дверь не открывается, он начал скандалить:

— Еще никто и никогда не запирал передо мной дверей, Каталина! Я в своем доме и имею право ходить, куда захочу. Открой дверь, не валяй дурака!

Конечно, я открыла ему дверь. Не хватало еще, чтобы кто-то услышал его вопли.

— Я уже в курсе, куда ты ходила, — бросил он. — Поверишь ты мне или нет, но я не имею к этому отношения. Сними это платье, ты в нем похожа на ворону. Ну, давай, покажи мне свои сиськи! Терпеть не могу, когда ты одета, как монашка. Ну же, не будь такой скромницей, это тебе не идет.

Он задрал мне платье, а я крепко сжала колени. Он навалился на меня всем телом, царапая пуговицами.

— Так кто его убил? — спросила я.

— Понятия не имею, — ответил он. — Чистые души всегда имеют множество врагов. Снимай это дерьмо! Да с тобой трудней управиться в постели, чем с девственницей! Снимай это! — повторял он, пытаясь содрать с меня платье. Но я по-прежнему держала колени крепко сжатыми — впервые за все то время, что его знала.

Когда я впервые увидела Фернандо Арисменди в гостях у наших знакомых, меня тут же охватило желание немедленно завалиться с ним в постель. Я слушала его слова, а сама между тем представляла, как покусываю его за ухо, как сплетаются в поцелуе наши языки, какая, должно быть, нежная кожа у него под коленями.

Я всячески привлекала его внимание, а потому болтала больше обычного и вскоре действительно завладела вниманием всех присутствующих. Вот только Андрес заметил неладное и тут же пресек мои поползновения.