— Теперь ее ждет нищета, а нет на свете ничего печальнее, — сказал он, хлопнув по заду какую-то девицу. — А где наш жених? Пусть покажет свое орудие! — потребовал он. — А я покажу свое!

С этими словами он схватил за руку какую-то девицу и притянул к себе. Ты думаешь, она оробела, эта девица?

— Покажи мне свой агрегат, сучонок, — потребовала она.

Жених спустил штаны. Все вокруг зааплодировали.

— Глядите, стоит, стоит! — кричали они.

Шлюха стала обмазывать его член шоколадной глазурью.

— Вот это да! — воскликнул Викториано Веласкес, родной брат невесты. — Да ты просто жеребец, зятек!

— Жеребец, жеребец! — кричали все вокруг. В эти минуты они были похожи на расшалившихся детишек.

— И что же, все они... показали?

— Все. Вплоть до моего мужа, хотя ему, кажется, не стоило этого делать.

— И все это происходило у тебя на глазах? Прелесть какая!

— Ты не поверишь. Они вели себя как настоящие шлюхи в штанах — то есть без штанов, конечно. Это было бы даже смешно, если бы не было так противно. Расхаживали с голыми задницами, вставали бедром к бедру, чтобы сравнить, у кого длиннее. Просто придурки! Я не видела, чем все закончилось, потому что Одилон вдруг заявил, что я порчу им все удовольствие, и потребовал, чтобы Бруска вывела меня оттуда.

— Значит, тебя оттуда увели? А еще ты что-нибудь видела? Скажем, как они трахались с женщинами на глазах друг у друга?

— Пока я там была — нет. Женщины лишь их подбадривали. В том-то вся и штука, чтобы безобразничать друг с другом, мериться и хвастаться своим мужским достоинством, а женщины там только для того, чтобы их не приняли за педиков. Так объяснила мне Бруска. Напиши для меня письмо.

— Хорошо. И чего же ты хочешь от Гомеса?

— Собственный дом, прислугу, шофера и денег, много денег, — сказала она и закружилась в танце, напевая: «Лишь увидев его, сразу я поняла: это — тот, кого я всегда ждала».

— В таком случае, не стоит растекаться мыслью по древу. Советую высказаться кратко, четко и по делу: «Одилон, это я была той раненой шлюшкой, которую ты тогда видел. Я хочу развода и денег. Биби».

— Нет. Нужно показать, как глубоко меня ранило его поведение. Но на самом деле я так счастлива, что мне просто в голову не идет ничего драматического. Поэтому я и пришла к тебе, ведь ты эксперт по части драм. Так что лучше напиши по-моему.

— Я все же думаю, что лучше написать так, как я сказала, — ответила я. — Зачем тратить столько слов? Давай хотя бы на этот раз проявим практичность, Биби.

— Неужели к тебе вернулась практичность?

— Да, и очень кстати.

— Только не начинай снова о том, как ты хотела бы, чтобы Карлос воскрес. Ты же знаешь, что это невозможно, Катин, смирись с этим.

— Я смирилась, — уныло ответила я.

— Прошу тебя, только не плачь. У меня срочное дело.

Все утро мы сочиняли самые разные варианты: «Оди! Ты разбил мое сердце...», «Оди! То, что я увидела в том доме, потрясло меня до глубины души, и я не знаю, что чувствую к тебе: ненависть или жалость», «Оди! Как ты можешь искать радостей на стороне, да еще в столь презренном месте?». И так далее, и тому подобное.

Наконец, к двум часам пополудни мы составили суровую и трезвую отповедь. Биби переписала ее набело и осталась весьма довольной.

После этого я не видела ее три дня, а на четвертый она вновь пришла; теперь передо мной снова стояла прежняя сеньора Гомес Сото. На ней был серый костюм, темные чулки, туфли на высоченных каблуках и шляпка с вуалью.

Я приняла ее в гостиной, чтобы окружающая обстановка соответствовала ее внешнему виду. Она подняла вуаль, закинула ногу на ногу, закурила сигару и заговорила торжественным тоном:

— Ты когда-нибудь видела такую дуру? Так посмотри.

Я улыбнулась. Она улыбнулась в ответ и начала рассказ.

Тореро прибыл в тот самый день, когда она вручила письмо мужу. Биби встретила его в аэропорту и поселила в отеле «Прадо». Ей не особо понравилось, что он привез с собой молодую женщину, похожую на цыганку, которую представил как своего поверенного, но Биби так хотелось поскорее завалиться с ним в постель, что она сняла для них два отдельных номера и тут же затащила матадора в один из них.

Спустя какое-то время, удовлетворенная и разнеженная, она заговорила с любовником о совместном будущем и даже рассказала ему, какие шаги предприняла, чтобы как можно скорее получить развод. Тореро не поверил собственным ушам. Он-то считал ее скучающей светской дамочкой, ищущей развлечений на стороне, которая могла бы в отблагодарить за доставленное удовольствие несколькими заметками о его выступлениях, помещенными в одной из спортивных газет ее мужа. А тут оказалось, что перед ним — влюбленная, как подросток, женщина, стремящаяся к замужеству и готовая ради этого на любые жертвы.