— Сними шлем, — еле сдерживаясь, велел он.

Тот отцепил фейсгард и перестал быть Барыгой, обратившись в Мариуса Фангейта, сына нынешнего шерифа.

Первым делом Оскар вернул игломет в зажимы.

— Ты откуда свалился?! — выдохнул он наконец.

Оскар отлично знал парня, уважал даже за изумительный талант скульптора — литейщика, сам его многому научил, когда Мариус занимался айсингом…

— Меня Барыга взял с собой, — ответил юноша.

Хорошенькое прикрытие придумал Барыга, сволочь хитрая, подумал Оскар. А вслух спросил:

— Как же ты угодил в такую расчудесную компанию?

— Так ведь никто меня не брал… А он меня пригласил. Помните, я же и с вами просился…

— Я туристов не вожу. А случись с тобой что — нибудь, как бы я глядел в глаза шерифу? Ты же несовершеннолетний…

— Я бы расписку дал…

— Толку с нее!.. И шерифу, я думаю, нужен живой сын, а не расписка. Так что, говоришь, Барыга тебя сбросил, как балласт?

— Нет… — глаза юноши вдруг странно расширились. — Он там…

— Ты что, демона увидел? Где — «там»?

Мариус дрожащим пальцем ткнул чуть в сторону от Свечки.

— Что с ним?

— Н — н—не знаю… Не знаю я! Все случилось так очень быстро…

— Ладно. Садись за руль и правь сам, вези самым малым. Справишься?

Мариус кивнул. Казалось, он сейчас заплачет.

— И успокойся. Ты жив и цел и не подохнешь во льдах, брошенный на произвол, а это, в конечном счете, самое главное.

Парень судорожно кивнул и неуверенно надавил педаль контактора. Оскар включил прожектор. Немного не доезжая Свечки, Мариус затормозил и показал влево от курса:

— Вот здесь мы сняли балласт.

— С аборигеном?

— Да… Это был… ваш участок?

— Мой. Блок потом подберем. Где этот гад подлый?

— Впереди. Но туда нельзя ехать.

— Ладно. Где не проедем, там пешочком пройдем, где не пройдем пешком, там ползком… Бери фару и полезли, — заключил Оскар, натягивая парик и перчатки.

Гад подлый был на месте и уже получил свое, даже с избытком. На ровной площадочке острием вверх торчала странно закругленная, закрученная алмазно — прозрачная сосулька, внутри — серебристый буер и рядом с ним Барыга.

Доигрался, сволочь, подумал Оскар.

Вот и меня однажды могут найти в аналогичном виде, подумал он пять минут спустя.

Мариус все порывался что — то объяснить, но Оскар жестом велел ему не открывать рта. Постояв еще некоторое время, Оскар повернулся и без единого словечка пошел к балластине. Вырезана она была самым что ни на есть варварским способом, воровским манером — все поверхности сплошная муть и сетка мелких трещин. Он взял у Мариуса фару, поставил рядом с блоком, посмотрел с другой стороны, обойдя кругом. Внутри смутно различался свернувшийся калачиком человек. Оскар подобрал какую — то забавную ледышку, валявшуюся возле самого блока, и положил на блок сверху.

— Ни черта не разберешь, — пробурчал он. — Давай, впрягайся. Лебедка сюда не достанет.

…Они затащили блок на платформу, влезли в кабину, сняли теплое. Оскар налил Мариусу спирту, выпил сам и приказал:

— Теперь рассказывай все по порядку.

Парень, хлебнув согревающего, долго дышал, выпучив глаза, наконец начал:

— Он хотел попробовать, нельзя ли на облегченном буере проскочить язык Стеклянной Реки. Как только буер вскочил на него, под ним словно что — то лопнуло, и лед полез вверх… Он выскочил, но лед захватил и его… Все кончилось в несколько минут.

— Понятно. А теперь одевайся и вылезай. Быстрее!

— Господин Пербрайнт, за что?! Клянусь, я не знал, что это ваш участок!.. Если бы знал, ни за что…

— Дурень. Набитый причем. Я сейчас буду менять липучку, а это зрелище для избранных. Минут через десять опять вернешься, и если я буду в ауте — постучишь по морде, покрепче. Понял?

…Когда они уже подъезжали к Ирису, Мариус начал кактус странно, выжидающе поглядывать на Оскара.

— В чем дело, ну? — буркнул Оскар.

— Господин Пербрайнт, можно вас попросить?

— Валяй.

Оскар находился еще под тяжелым впечатлением от гибели Барыги, в этом состоянии его можно было просить о чем угодно, даже сжевать треугольный буерный парус, и мальчишка это почувствовал.

— Не говорите обо всем этом маме… Отец так или иначе все узнает, а мама…

— Договорились. Скажешь ей, что был у меня в мастерской, — ответил Оскар, и Мариусу заметно полегчало. — Кроме того, мы с твоей матерью обычно ходим разными курсами.

Они помолчали, а потом Мариус спросил: