Шрифт:
И когда Ицхак увидел этого джинна, у него задрожали поджилки и застучали зубы, и высохла слюна, и он не видел перед собой дороги. А джинн, увидя еврея, воскликнул:
– Нет бога, кроме Аллаха, Сулейман - пророк Аллаха!
– потом он вскричал, - о пророк Аллаха, не убивай меня! Я не стану больше противиться твоему слову и не ослушаюсь твоего веления!
До крайности удивленный Ицхак сказал ему:
– О джинн, ты говоришь: "Сулейман - пророк Аллаха", а Сулейман уже тысяча восемьсот лет как умер, и мы живём в последние времена перед концом мира. Какова твоя история, и что с тобой случилось, и почему ты вошёл в этот кувшин?
И, услышав слова рыбака, джинн воскликнул:
– Нет бога, кроме Аллаха! Радуйся, о человек!
– Чем же ты меня порадуешь?
– спросил еврей.
И джинн ответил:
– Тем, что убью тебя сию же минуту злейшей смертью.
– О проклятый, - воскликнул еврей, - за что ты убиваешь меня и зачем нужна тебе моя жизнь, когда я освободил тебя из кувшина и спас?
– Пожелай, какой смертью хочешь умереть и какой казнью казнён!
– сказал джинн.
И еврей воскликнул:
– В чем мой грех и за что ты меня так награждаешь?
– Знай, о человек, - сказал джинн, - что я один из джиннов-вероотступников, и мы ослушались Сулеймана, сына Дауда, - мир с ними обоими! И Сулейман прислал своего визиря, Асафа ибн Барахию, и он привёл меня к Сулейману насильно, в унижении, против моей воли. Он поставил меня перед Сулейманом, и Сулейман, увидев меня, призвал против меня на помощь Аллаха и предложил мне принять истинную веру и войти под его власть, но я отказался. И тогда он велел принести этот кувшин и заточил меня в нем и запечатал кувшин свинцом, оттиснув на нем величайшее из имён Аллаха, а потом он отдал приказ джиннам, и они понесли меня и бросили посреди моря. И я провёл в заточении сто лет и сказал в своём сердце: всякого, кто освободит меня, я обогащу навеки. Но прошло ещё сто лет, и никто меня не освободил. И прошла другая сотня, и я сказал: всякому, кто освободит меня, я открою сокровища земли. Но никто не освободил меня. И надо мною прошло ещё четыреста лет, и я сказал: всякому, кто освободит меня, я исполню три желания. Но никто не освободил меня, и тогда я разгневался сильным гневом и сказал в душе своей: всякого, кто освободит меня сейчас, я убью и предложу ему выбрать, какою смертью умереть! И вот ты освободил меня, и я тебе предлагаю выбрать, какой смертью ты хочешь умереть.
Услышав слова джинна, Ицхак воскликнул:
– О диво божье! А я-то пришёл освободить тебя только теперь! Избавь меня от смерти - господь избавит тебя. Не губи меня.
– Твоя смерть неизбежна, пожелай же, какой смертью тебе умереть, - сказал джинн.
И когда Ицхак убедился в этом, он снова обратился к джинну и сказал:
– Помилуй меня в награду за то, что я тебя освободил.
– Но я ведь и убиваю тебя только потому, что ты меня освободил!
– воскликнул джинн.
И еврей спросил джинна:
– Моя смерть неизбежна?
И джинн отвечал:
– Да.
Тогда Ицхак сказал:
– Знай, о неблагодарнейший из джиннов, что на мне лежит долг, и у меня есть жена и дети, и чужие залоги. Позволь мне отправиться домой, я последний раз увижусь с родными и отдам долг каждому, кому следует, и возвращусь к тебе к концу месяца. Я обещаю тебе, что вернусь назад, и ты сделаешь со мной, что захочешь.
И джинн заручился его клятвой и отпустил его.
Ицхак вернулся в Ахдад и покончил все свои дела, увиделся с женой и детьми, но не стал им ничего рассказывать, а, напротив, сказал, что едет по делам в соседний город.
К концу месяца, как и обещал, Ицхак оставил дом и отправился на встречу с джинном.
Сарочка же, увидев, что муж не взял с собой товаров, заподозрила того в том, что он тайком посещает другую женщину и решила проследить. Переодевшись, сев на мула, она отправилась вслед за мужем.
Приехав в условленное место, Ицхак сел на берегу и принялся грустить и лить слезы, оплакивая свою судьбу.
И вот налетел из пустыни огромный крутящийся столб пыли, и когда пыль рассеялась, перед Ицхаком предстал джинн, и в руках у него был обнаженный меч.
– Вставай!
– сказал он Ицхаку, - воистину, сегодня счастливый для тебя день, ибо суждено тебе предстать на нашем празднике перед королем гулей.
– Слушаю и повинуюсь, - ответил Ицхак, - я засвидетельствую ему свое почтение.
– Да, и после этого мы тебя съедим, - сказал джинн и подхватил купца на руки, и закружился с ним в столбе пыли.
Сарочка же, которая наблюдала за всем издалека, увидев, как муж исчезает, вместе с джинном, кинулась и себе в столб пыли, так, что он подхватил и ее и унес в страну джиннов.
Едва пыль рассеялась, Ицхак увидел дворец, что стоял посреди моря, а к нему вели мостки шириной в двадцать локтей. Вокруг дворца шли окна, выходившие на море.
– Вот, это дворец царя гулей, - сказал джинн.
И они вошли в него, и встретили их молодые девы одна прекраснее другой. И невольно взгляд Ицхака задерживался на их волосах, что были чернее ночи, на их грудях, что были подобны колышущимся холмам, на их бедрах, что были подобны набитым подушкам. Но, вспомнив о причине своего пребывания здесь, Ицхак заплакал, так что стали не милы ему волосы - ночь, груди - холмы, бедра - подушки.