«Особенно мне. Ведь я бросил родного сына. Он сейчас один, на расстоянии больше четырёх с половиной миллиардов километров... и семнадцати лет. А я тут – неведомо где, – держу ответ за то, чего не совершал! Или совершал?..»

Видимо гравитация увеличилась ещё на одну единицу, потому что Подорогин перестал соображать. В ушах повисла тоника – словно бьется в паутине на последнем издыхании муха. На плечи надавил многотонный пресс. Складывалось впечатление, что его хоронят в не заколоченном гробу, кидая землю прямо на грудь. Садисты! Звери! Нелюди! Кто позволил им так с ним поступать?! За какие смертные грехи, спрашивается, он расплачивается?! И где этот чёртов бог, когда он так нужен?! По каким срочным делам отлучился на сей раз?!

Где-то в переборках заработала помпа. Стазиса добавилось. На подбородок накатила тёплая волна. Подорогин знал, что постепенно жидкость накроет с головой – и лучше бы к тому времени он уже отключился! – станет охлаждаться, а потом и вовсе застынет.

Он окажется комаром в янтаре.

«Может быть, на той стороне нас всех найдут именно такими комарами, по беспечности, застывшими в первозданном естестве. Как археологические артефакты. Как музейные экспонаты. Как научный материал, предназначенный для изучения... Но это всё, если мы всё же выплывем».

Подорогин почувствовал на языке вкус крови. Дышать он не мог. Сердце молотило на износ. Кажется, ещё чуть-чуть и случится инфаркт. Но нет, человеческое тело неимоверно выносливое, а попав в родную стихию – то бишь в воду – и вовсе начинает работать на пределе своих возможностей.

Это был уже бред.

В ушах забулькало...

Он забыл про беруши!

Теперь с барабанными перепонками наверняка придётся распрощаться. А может и не придётся...

(смотря сколько времени я проведу в этой камере пыток)

...ведь Грешник сказал, что пути господни неисповедимы.

Стазис сомкнулся над головой.

Наступило облегчение.

Тело вновь сделалось невесомым.

Боль отступила.

Подорогин понял, что погорячился в своих суждениях относительно учёных Земли. Эти люди знали своё дело. И ещё они знали, что другого такого шанса не будет, а потому выполнили свой долг до конца. То, что они изобрели и назвали «стазисом» спасёт космонавтам жизнь. Тут и там, по разные стороны горизонта.

Внезапно Подорогин почувствовал, что больше не испытывает потребность в воздухе. А ещё престало биться сердце...

(плотника кто-то услышал?)

Спустя какое-то время утратились чувства. Все до единого. А потом настал абсолютный мрак.

Межпланетник «Икар» достиг горизонта событий чёрного монстра. Какое-то время он летел без единого ориентира, словно батисфера, спускающаяся в неизвестность Марианской впадины. Разглядеть чёрную дыру в открытом космосе невозможно. Она идеально поглощает всякий спектр излучения. Она умело маскируется, заявляя о себе в самый последний момент, когда ничего уже невозможно изменить. Она ведёт себя, как хищник в ночи. Ловит и больше не отпускает.

Точно так же случилось и с «Икаром». Межпланетник оказался захваченным невидимыми щупальцами гравитации монстра. Он понёсся навстречу неизвестности, не испытывая при этом страха, с неработающей силовой установкой. Постепенно на борту отключались системы, гасли экраны мониторов, вспыхивали красным аварийные огни... Однако и они светили недолго. Спустя энный промежуток времени, «Икар» слился в одно целое с монстром, стал не различим на фоне мрака, попросту исчез, оказавшись недоступным в различных диапазонах радиоэфира.

Обшивка распалась. Межпланетник перестал существовать в доступном для человеческого понимания трёхмерном мире. Он перешёл на высшую ступень эволюции вселенной. Он оказался за гранью рационального, познанного, изученного. Он оказался в нуль-пространстве, где не действует ни один из законов физики. Он открыл для себя сингулярность... Таймеры встали. Всякие понятия утратили смысл. Остался лишь код гравитации, сохранивший материальную сущность распавшегося челнока и его экипажа. Код, который ещё нужно было собрать заново на другой стороне.

Подорогин открыл глаза. Его обступила абсолютная темень. Хоть глаз выколи, а может, и того хуже. От изнурённости не осталось и следа – он чувствовал небывалый прилив сил, а также отсутствие в потребности дышать. Сердце в груди по-прежнему молчало. Было тихо, как на погосте, но не долго.

Внезапно Подорогин услышал поблизости голоса. Говорили явно дети. Да, вне сомнений, дети, и, более того, один из голосов он знал!

Подорогин шагнул в темноте и вдруг понял, что она больше не абсолютная – она обычная, земная, наполненная запахами и шумами. Совсем недавно случился закат. Пахнет дымом от костра. Где-то под ногами в траве тренькает кузнечик... Чертят по волосам ветви деревьев. А над головой...