Шрифт:
Потом он заделал тайник и спустился вниз.
Тогда Димка ещё и не представлял, что натворил...
ГЛАВА 15. ГИЕНА ОГНЕННАЯ
– Стоять!
Подорогин резко обернулся.
У внутренней двери шлюза стояли капитан, доктор, астрофизик и второй пилот.
– Я сказал ни с места! – повторил капитан, смотря мимо Подорогина. – Вы не понимаете, что такое делаете!
– Мы всего лишь хотим познать истину, – сипло проговорил Грешник. – От вашей правды – нас уже тошнит.
– Благодаря нашей правде мы все ещё живы... и в здравом рассудке, – капитан замер возле ничего не понимающего Подорогина. – Давайте пройдём на мостик и там всё обсудим.
Подорогин промычал что-то невнятное.
– Не слушай его, – сказал Грешник. – Если мы сейчас уйдём отсюда, она заварят дверь шлюза и никого даже близко не подпустят!
– Как же я был слеп, не сумев выявить потенциального зачинщика саботажа, – капитан вздохнул. – Во время полёта я позволял экипажу творить, что заблагорассудится, закрывал глаза на эти цепочки и бечевки на шеях, на исповедальню – наблюдал. И всё равно не смог.
– Так это была игра? – спросил Подорогин.
– Психологический тест, – вставил доктор. – Как поведёт себя сознание человека вдали от дома.
– Да, – подхватил капитан. – Ведь мы отправились на поиски других миров. А смысл в них, если человек сходит с ума, не успев покинуть пределов солнечной системы?
Подорогин облизал пересохшие губы.
– А почта? – хрипло спросил он, смотря в глаза капитану. – Письма действительно шли так долго?.. Или это тоже, своего рода, эксперимент? Потому никто и не дождался ответа!
Капитан напряг скулы.
– Это теория относительность, – подал голос астрофизик. – Релятивистское время. Мы не можем с этим ничего поделать, ведь...
– Вы не знаете и сотой части устройства Вселенной, – перебил Грешник. – А ещё играетесь с нею в игры.
– Согласен, – кивнул капитан. – И давайте не будем усугублять всего того, что уже есть. Вы ведь и сами представления не имеете, навстречу чему собираетесь сделать шаг.
Подорогин глянул на Грешника; тот блаженно улыбался на фоне бушующего за спиной пламени.
– Я, Иоанн... был на острове, называемом Патмос, за слово Божие и за свидетельство Иисуса Христа... и слышал позади себя громкий голос, как бы трубный, который говорил: Я есьм Альфа и Омега, Первый и Последний; то, что видишь, напиши в книгу...
Спиной Подорогин почувствовал, как капитан попятился.
– Я иду за истиной, – продолжил Грешник уже от себя. – Чтобы познать её и пересказать земным слепцам, дабы они не строили очередной Вавилон, потому что и он падёт, как только заново вылетит зверь.
По шлюзу пролетело робкое роптание.
– Ты не в своём уме, – шептал капитан, продолжая отступать в сторону внутренней переборки.
– Вовсе нет, – ответил Грешник. – Не в себе были все те, кто создали проект «Грань», те, кто запустили «Икар», те, кто обрекли дочерей и сыновей своих на бесконечное ожидание, – Грешник вздохнул. – Пока единственная надежда висит здесь, приколотая булавкой, как насекомое в музее естествознания, умами детей земли можно легко повелевать, выдавая желаемое за действительность. Вершить ложь, как правду, придумывая ересь, что способна вознести на небеса, минуя волю Творца. А теперь подумайте, в обход чему, проторена эта прямая тропа... Кого по ней ведут и чему навстречу...
Повисла гнетущая тишина; молчал даже капитан.
– Для того же, чтобы обрести истинное счастье и покой, – Грешник выждал паузу, – нужно совсем ничего. Крупица. Толика хлеба. Капля росы. Росток веры... Нужно покаяться в грехах, и тогда Он снова возьмёт нас под своё крыло. Ведь, какими бы гадкими и лицемерными мы ни были, мы по-прежнему Его дети. А родитель никогда не отвернётся от своего чада, ведь именно он в ответе за его неразумные поступки.
Подорогин пытался обмозговать услышанное, но его тут же сбил с мысли выкрик второго пилота:
– Грешник, брось! Иди внутрь, закрой эту чёртову дверь и давай потолкуем, без всей этой твоей мракобесии, о том, как нам выбираться из этой жопы!
Грешник отрицательно качнул головой.
– Вам нужен путь? Так вот он, смотрите...
Подорогин собирался что-то сказать, но снова не успел; Грешник медленно отлетел в сторону, а шлюзовую камеру озарил луч ослепительного света. Тени исчезли. Казалось, всё вокруг залило густое молоко. Но больно не было – зрительный нерв ничто не раздражало, – только немного не по себе, потому что исчезли ориентиры.