Шрифт:
ДОТ В РЫБАЦКОМ
1
Придет взрывник… Всему свой срок… Разрушен Колизей… Бетона серого кусок – Цемент, щебенка и песок – Я отнесу в музей. Дорог и судеб грозных дней Немой конгломерат Напомнит ярче и полней Святую родственность корней: Блокада – Ленинград. Бульдозер нож опустит свой – И канет в вечность тот Когда-то бывший огневой И грозной точкой над Невой В селе Рыбацком дот. 2
Я, огневая точка, – Как вечный часовой. Не вылиняла строчка, Простроченная мной. Меня, из сотен тысяч Не предавших земли, Ни подавить, ни выжечь, Ни выжать не смогли. Не зарастает метка – Попал осколок в бровь. Прочна грудная клетка, Но что-то ноет вновь. И чудится порою: Вновь, словно на войне, Идут солдаты строем В полночной тишине. Идут незримым строем. Един порыв: вперед! Труба вослед героям Прощальный марш поет. Застава у Славянки Уходит за спиной – И встанут спозаранку Лицом к лицу с войной. К сражению готовы, Не ведая о том, В чьем доме вскрикнут вдовы – И замолчат потом. Узка моя бойница, Но кругозор – широк… Не кончена страница, Еще идет урок… Но в празднике народном Дороже всех наград – Оставшийся свободным Блокадный Ленинград. Валентина ЕФИМОВСКАЯ ДОМ С АНГЕЛОМ
С мамою и я жила в блокаде… Кто сказал, что не было меня, Если жизнь в блокадном Ленинграде С первого запомнила я дня? Были клены небывало алы, В худобе болезной тополь наг, И Петра десница простирала Предостереженья явный знак. Зла не ждали голуби и розы, Золотом переливалась тень. В городе бомбежки и морозы Грянули в один и тот же день. Замело, завьюжило, завыло. Помню, как Неву теснили льды. Вкуса не забуду до могилы Невской замерзающей воды. Той воды, которую в бидоне Матушка моя с трудом несла. Ангел на ее старинном доме Каменно простер свои крыла: На нее, еще девчушку, глядя, Ей безмолвно прочил райский свет… До рожденья в мирном Ленинграде Я жила в аду блокадных лет. ПАМЯТЬ
Золотыми монетками чудно В небе, в водах сияют звезды: Богомольный богач как будто Все свое состояние роздал, Понадеявшись, что умножит Красоту мира жертва эта, Что в юдоли земной, быть может, Станет чуточку больше света. Покачнулась звезда Полярная, Отразившись в моих глазах. Небо – матрицей сингулярною: Все в пульсирующих звездах. Память, словно прожектор, мечется, Зрит в глубины небес лучом: Там в Ковше у Большой Медведицы Невский видится пятачок Потускневшей монеткой медною. Предпочту, не ведя расчет, Всем сокровищам – это, дедово – Изможденный земли клочок. Побережье омыто бережно Ледяною невской волной: Не алмазы, не злато-серебро – Здесь священный вечный покой. Боль мерцает звездой бессмертною, Беспокойно кружит сизарь. Здесь великой людскою жертвою Превратилась земля в алтарь. В ней солдат, ополченцев – горе-то! – Неотпетые кости лежат. Кровью павших, за братьев пролитой, Причащался здесь Ленинград… Свет-земелюшка ленинградская Спасена ведь и для меня. Над Невою могила братская – В ней как будто моя родня. Пресвятая Божия Матушка, Сколько ж тут вознеслось сердец! Каждый здесь погибший солдатушка Через подвиг свой – мне отец. Сердце щедро биения тратит, Кровь в нем – времени противоток. Каждый жизнь отдавший солдатик – Мне как будто родной сынок. Сергей ЗАЙЦЕВ ***
Не все, кто прошел сквозь войну прямиком, Расправили плечи крылато… С одним человеком я с детства знаком, А через него – и с блокадой. Ему не забыть, как лишилась ума Сестренка в ночную бомбежку И как, обессилев от голода, мать Отдаст ей последнюю крошку… Мечталось о море ему, но сполна Хлебнул он судьбы инвалида. Ему повстречалась Любовь – и она Фашистскою бомбой убита. Не найден отец… В одиночку живет. Болезни все злей к непогоде. Но чуть приотпустят – работать идет: Он – сторож на ближнем заводе… Но вот он опять избегает друзей, Справляет угрюмые даты. И плачет, закрывшись в квартирке своей, Как плачут порою солдаты… ***
Бог дал мне Высшую награду – Отца, прорвавшего блокаду… Николай КОНЯЕВ ВОЗЛЕ ДАЧНОГО ПОСЕЛКА СИНЯВИНО
Еще ты ползешь по суметам, Но считана, считана жизнь… Фельдфебель, припав к пулемету, Минуты твои сторожит. Так глупо сейчас подниматься В свинцовую серую смерть! С любимой уже не обняться… С друзьями к столу не присесть… Уже ничего не случится, Уже ничему не бывать… Ты вырос красивым, плечистым – И все-таки надо вставать. Твой путь по снегам проложили Не ротный, а дед и отец, Чтоб ты ради будущей жизни Прорваться сумел сквозь свинец. В пространстве безмолвного снега Жестокие стихли бои – В огромное русское небо Глаза превратились твои… И смотрят на нас с укоризной, Глядят и не могут понять, Что нынче собою Отчизну Никто не спешит заслонять… Татьяна ЛАПШИНА САЛЮТ
Сквозь детство проросли рассказы О голоде. И даже в сны Вошли, как будто метастазы, Картины черные войны. И в каждый праздничный салют, Когда вокруг смеялся люд, Раскачивая в такт награды, Кричала я в слезах: «Не надо!» «Глупышка!» – хохотал отец. «Не плачь, – мне улыбалась мама, – Войне давно пришел конец!» «Бомбят!» – ревела я упрямо. Не плачет дочь моя в салют – Ей весело от канонады. Ракеты с треском небо рвут, Лишь я одна шепчу: «Не надо!» МЕТРОНОМ
Как странно замирает старый дом, Когда стучит ночами метроном!.. Мой старый дом с надтреснутым фасадом От взрыва бомбы в доме рядом. Дом в напряженье: он боится, Что вот прервется снова метроном – И вдруг непоправимое случится… Спокойной старости тебе, любимый дом! ВЗРЫВЫ
Памяти сестры, Галины Салют под Новый год, петард разрывы Несносны старикам. Ведь в душах живы Удары бомб, грозящие пожаром, Блокада, голод – все встает кошмаром. И что ни взрыв, то новые тревоги Сердца сжимают. И невольно ноги Предательски подкашивает слабость… И только детям дым и грохот в радость.