Шрифт:
— Ах, бедняжка… Такой маленький… И уже без матери…
Подавали ему очень щедро. Не раз его хотели взять на воспитание богатые дамы, но Филипе предпочитал свободу улиц. Он был верен ватаге, и парни относились к нему чрезвычайно уважительно: еще бы, малец приносил больше всех. Даже Беззубый глядел на него с почтением, когда Филипе, обдурив очередную старушку, небрежно ронял:
— Пятерку отвалила…
Раскаты мальчишеского хохота разносились по улицам, склонам и переулкам Баии Всех Святых и Жреца Черных Богов Жубиабы.
Самым странным из всей ватаги был Вириато, по прозвищу «Карлик». Прозвали его так за низкий рост — даже Филипе был выше его, хоть и на три года моложе. Приземистый и плотный, Карлик обладал неслыханной для своего возраста физической силой. Грязен он был неимоверно, и никакое купание не могло смыть с него эту грязь и запах нищеты. Он попрошайничал на улицах еще задолго до того, как образовалась ватага. Его приплюснутая голова внушала ужас. И для пущего устрашения он ковылял скособочившись, что делало его еще более низкорослым и похожим на горбуна. Стоило большого труда вытянуть из него хоть словечко, и когда вся ватага заходилась от хохота, Вириато лишь слабо улыбался.
Но он никогда ни на кого не злился, не ворчал, если дела у ватаги шли плохо, ел, что придется, и довольствовался окурками. Антонио Балдуино его любил, слушался его советов и считал его самым стоящим в своей ватаге.
Днем Вириато, он же Карлик, промышлял в одиночку. Он усаживался возле одного из домов на улице Чили, поджав под себя ноги, приплюснутая голова его свешивалась набок. Молча он протягивал шапку спешащим мимо прохожим. И казался архитектурной деталью парадного подъезда, возле которого он сидел, словно трагическая статуя, церковная химера. Выручал Карлик немало. Вечером он присоединялся к ватаге и высыпал на ладонь Антонио Балдуино все заработанное им за день. Затем, после подсчета и раздела общей выручки, Вириато получал свою долю, забивался в свой угол, ел, курил, спал. Остальное время он проводил вместе со всеми: бродил по улицам, гонялся за девчонками на пляже, дрался, плясал на карнавалах, но все это без особой охоты — проводил время и только. Единственный из всей их нищенствующей братии Карлик считал попрошайничество своим призванием.
Каждый день, к вечеру, Антонио Балдуино, усевшись где-нибудь в закоулке и собрав вокруг себя всю ватагу, подсчитывал выручку. Ребята выворачивали карманы старых штанов, извлекали оттуда мелочь, а иногда и серебро, и отдавали вожаку.
— Ну, сколько у тебя, Толстяк?
Толстяк пересчитывал монеты:
— Пять тысяч восемьсот…
— А у тебя, Красавчик?
С чувством превосходства Филипе швырял свою добычу:
— Шестнадцать мильрейсов…
Вириато тоже спешил отдать заработанное:
— Двенадцать тысяч сто…
Подходили и остальные. Кепка Антонио быстро наполнялась мелочью и серебром. Под конец и Антонио очищал свои карманы, прибавляя к собранному свою выручку.
Он подсчитывал деньги с помощью пальцев. Потом вместе с Вириато производил дележку:
— Нас девять человек, значит, по шести тысяч шестьсот на каждого. — И он требовал подтверждения: — Как, братва, все верно?
Все было верно. Они по одному подходили к Балдуино, и он каждому выдавал, что положено. Иногда вдруг какой-то мелочи не хватало.
— Беззубый тебе дал пятьсот рейсов…
— Тот раз ты мне недодал три тостана…
После дележа вся ватага шла подзаправиться, а потом они допоздна шатались по городским улицам, или в компании мулаток забирались на пустынные пляжи, или отправлялись на далекие окраины и попадали там на бедные празднества, или пили кашасу в тавернах нижнего города.
Но однажды чрезвычайное событие нарушило привычную жизнь ватаги. Зе Корочка, отдавая Антонио дневную выручку, как-то загадочно улыбался.
— Три мильрейса, — подсчитал Антонио.
Зе Корочка продолжал улыбаться:
— И еще это…
И он бросил в кепку Антонио кольцо с ослепительно сверкающим камнем. Крупный камень, и вокруг него дюжина мелких. Антонио Балдуино посмотрел Зе Корочке в глаза и сказал:
— Ты кого это ограбил, Зе?
— Клянусь, никого я не грабил… Какая-то девушка подала мне милостыню, а когда она уже была далеко, я увидел на земле кольцо. Я бросился за ней, но разве догонишь…
— Брось заливать…
Ватага разглядывала кольцо, переходившее из рук в руки, не проявляя особого интереса к тому, что там плетет Зе Корочка в свое оправдание.
— Расскажи, как было дело, Зе…
— Я не вру, Балдо, клянусь, все так и было…
— И ты побежал за ней…
— Ну, тут я малость приврал, но все остальное — святая правда.
— Ну, пускай будет по-твоему… И что же, братцы, теперь с этим делать?
Филипе захохотал:
— Отдайте мне. Мне как раз не хватает такого кольца…