Мы не стали слушать продолжения, кажется, водитель машины куда-то отошел, а к месту происшествия уже спешил врач – своим ходом, ибо наезд случился почти перед воротами больницы.

Наташка если и очнулась, то не окончательно, иначе, зачем ей было сгребать все четыре набитых пакета вместе, включая «инвалидный» – без ручки, и нестись с ними к перекрестку, опережая толпу? Вынужденная бежать сзади, я едва успевала подбирать вещи, которыми сорила подруга. Ясное дело, не своими – кришнаита. В какой-то момент, поймав себя на том, что боюсь увидеть страшную картину, я повесила мешающиеся в руках брюки кришнаита, как гигантский шарф, на шею и упрямо прибавила прыти.

Мотололу, не подающую признаков жизни, уже уносили на носилках. Почти бегом. И это обстоятельство свидетельствовало о том, что она еще жива. Я успела увидеть только знакомое лицо, очень белое. Почему-то с широко открытыми, только не мигающими глазами. Наверное, именно так смотрят в вечность. Теплый, расписанный живыми красками мир больше не привлекает. В толпе обсуждались обрывки предварительного заключения врача: обширные внутренние повреждения… разрыв селезенки…

На довольно приличном расстоянии от места, где обнаружили Лолиту, валялась основная часть ее искореженного мотоцикла – вместо красавца «Ямахи» жалкая кучка металлолома. Отдельные детали улетели еще дальше.

Толпа не расходилась даже после прибытия милиции. Однако непосредственных свидетелей происшествия не нашлось. Единственная свидетельница – Наташка мужественно соврала, что видела своими глазами не больше остальных. Держалась весьма странно – как манекен, а еще вернее – истукан. Впрочем, никто на ее «окаменелость» внимания не обращал. Меня вообще ни о чем не спросили, хотя несколько заинтересованных взглядов оперативников я отметила. Скорее всего, они были вызваны не моей новой прической, а если даже и так, их спугнула моя манера оборачивать вокруг шеи нечто похожее на брюки. Вопрос с запланированным посещением больницы отпал сам собой, туда отправился следователь. Не хотелось мозолить человеку глаза. Да мы, собственно, этот вопрос и не обсуждали. Наташка молча подхватила два своих пакета, оставив мне мою половину, и заспешила в обратный путь, в гору. Я не стала требовать объяснений. Подруга еще не успела договориться сама с собой и немного разобраться, в том, что она видела. Иногда у нее вырывался тяжкий стон, иногда она просто скрипела зубами.

Через полчаса тупого вышагивания по городу в неизвестном направлении я демонстративно свернула к колонке. И не потому, что хотелось пить. Просто к каждой колонке прилагалась лавочка под резным деревянным навесом. Честно говоря, сначала я приняла эту конструкцию за стилизованную автобусную остановку, ан, нет! Истинное ее назначение рассекретили два мужичка, спокойно сидевшие на лавочке с переходящей бутылкой пива в ожидании, когда наполнится ведро. Вода лилась тонкой струйкой, но они, занятые неспешным разговором, не сетовали.

Наташка, не слыша за собой моей легкой поступи с тяжелым грузом – двумя пакетами в обнимку (у второго тоже оторвалась ручка), резко обернулась и, обшарив испуганными глазами далекую и близкую перспективу, с облегчением перевела дух. Ее вполне устроило место моего заседания. Следовало окончательно снять с подруги серый налет тревоги, и я приняла весьма беззаботный вид – сидела на лавочке, любуясь деревянной крышей, и легкомысленно болтала левой ногой. Показную беззаботность несколько омрачали два пакета со шмотками, которые продолжала судорожно обнимать. Оба старались расползтись по швам.

– Сейчас дам запасные, – проронила подошедшая подруга и опять полезла в сумку. Я невольно усилила хватку рваных пакетов. Показалось, что все случившееся продублируется, как в фильме ужасов. Но дело приняло совершенно другой оборот. Разложившись на лавочке с вещами, которые Наталья с трудом у меня отобрала, мы привлекли внимание молодой женщины, пришедшей за водой с мальчиком лет пяти. У малыша было в руках свое маленькое ведерочко.

– Чем торгуете? – приветливо поинтересовалась женщина.

– Торг здесь не уместен, – откликнулась я хорошо известной литературной фразой и тяжело вздохнула – живу чужими мыслями. Наташка что-то проворчала про наш с ней дешевый товарный вид.

– А детских маечек нет?

– Нет! – отрезала Наталья. – Блин, не умещается! – И оглянулась на женщину. Несколько секунд отвела на изучение приятного молодого лица, после чего уставилась на оцинкованное ведро не первой молодости. – Девушка, не продадите свою водоноску?

Та невольно спрятала ведро за спину и подалась назад, схватив свободной рукой ребенка за руку.

– Да что ж вы так шарахаетесь? Видите, передачу в больницу нести не в чем, приятельница все сумки истрепала. Машина по дороге сломалась.

Женщина споткнулась о собственную любознательность и остановилась. Никак не могла понять, зачем такое количество разномастной одежды и продуктов больному.

– Откуда ж я знаю, – очень натурально удивилась Наташка. – Мы простые курьеры.

– Сыночка, сбегай к бабуле, у нее на терраске стоит мешок с пакетами, принеси пять штучек.

Мальчик растопырил ручонку и сосредоточился, уточняя количество: «Сколько мне годиков с половинкой, да?» – Сверка расчетов привела к тому, что запутались оба. Женщина, наполнив ведра водой, отправилась за пакетами вместе с сыном. По возвращении одарила нас старенькой корзинкой, дно которой под пластиковыми пакетами еще хранило память о грибах лисичках.