Однажды счастливый Кадыр принес показать мне новорожденного каракулевого барашка. Барашек лежал у него на коленях, как котенок, а ребята с пониманием дела осторожно трогали кудрявую, с серебряным отливом шкурку.

— Смотрите! — рассмеялась Ай-Слу. — Он думает, его гладят за то, что он очень умный. А морда глупая-глупая!

Как-то архитектор рисовал наш замок. Ребята не дыша стояли за его спиной. Архитектор мимоходом изобразил ишака, случайно оказавшегося в поле зрения. Вдруг ишак тронулся в путь, а ребятишек как ветром сдуло. Спустя некоторое время они вернулись, таща упирающегося ишака на прежнее место.

Как почти все нынешние ребята, они любят технику, мечтают стать шоферами, трактористами, экскаваторщиками. Только Ай-Слу собирается стать учительницей.

Она жила в домике по соседству с замком. Иногда я заходил туда напиться. Старуха бабка всякий раз предлагала мне лепешку и чай. Мне всегда было некогда. Но из уважения к хозяйке я отковыривал символическую крошку хлеба (по обычаю от хлеба отказываться нельзя) и запивал ее стаканом воды. Он был особенно сладок, этот стакан воды, в полутьме прихожей, где у одной стены стоял теленок, а у другой — велосипед. Ай-Слу ждала, пока я напьюсь, а старуха в глубине скрипучим голосом баюкала малыша.

Когда кончились раскопки и нужно было уезжать, мне захотелось на прощанье напиться воды в этом домике.

Я вошел и услышал в глубине дома знакомый старушечий голос. Я прошел туда, где качалась люлька, подвешенная к потолку. Старухи не было. Стоя на коленях, круглая отличница Ай-Слу качала бешик (люльку) и старательно воспроизводила каждую интонацию бабкиного голоса. Видно, она считала, что настоящую колыбельную можно петь только так.

Ай-Слу выбежала, привела старуху. Та начала стелить на кошме скатерть, раскладывать лепешки и фрукты. Но мне опять было некогда. Я напился, пожал руки обеим хозяйкам. Старуха посмотрела на меня с тем же печальным оживлением, с каким я смотрел на Ай-Слу, и сказала только одно слово «болам» (сынок).

Когда рабочие ведут отвал и густая пыль мешает нам орудовать ножами и кисточками или когда мы не торопимся разойтись по палаткам после ужина, то обычно продолжаются воспоминания о прежних раскопках. Но все чаще эти воспоминания уступают место разговорам о наших дочерях: двух Надеждах, Кате и Маринке.

Удивительно забавный народ! Вот, скажем, Надя Вишневская. Ее отец за обедом читал газету. Надя тем временем накрошила бумаги в стакан с молоком. «Что ты делаешь?» — удивился отец, оторвавшись от газеты. «Надя маленькая, — послышался укоряющий голосок. — За ней надо смотреть».

А Маринка рассказывала своим куклам такую сказку:

«Идет козел. Без головы, без ног, без глаз, без хвоста.

— Козел, козел, что с тобой?

— Меня волк съел!»

Не так ли у первобытного человека зарождалось представление о бессмертии души?

Все мы — Оля, Юра, Рюрик и я — очень строгие родители и совсем не собираемся восхищаться своими детьми. Даже здесь, на огромном расстоянии от дома, мы боимся их этим избаловать.

Перебиваем друг друга, соревнуясь в объективности.

— Моя, злодейка, любит покапризничать.

— Моя, разбойница, все время поет, хотя у нее совсем нет слуха.

— А моя, лентяйка, знает все буквы, но читать ее не заставишь.

Все это высказывается самым суровым и беспощадным тоном.

И снова под нашими руками появляются вещи тысячелетней давности, остатки забытого мира.

Особенно трогает нас то, чего касались когда-то пальцы детей. Вот Рюрик осторожно извлекает какой-то деревянный кружок с двумя отверстиями — в центре и сбоку. Этой находке обрадовался посетивший нас председатель Турткульского райисполкома:

— Точная копия жернова. Наверное, игрушка. Очень ценная вещь!

А вот крохотный лепной кухонный горшок. Такая же форма, такая же круглая ручка у венчика, так же закопчен, как настоящий. В нем дети, наверное, варили пищу для своих кукол. Раньше, в юности, подобные находки только забавляли нас. Но теперь…

Как жили эти ребятишки здесь, в замке, где все было проникнуто тревожным ожиданием неизбежного нашествия?

Может, именно из-за них стены стали на столько-то метров выше, а башни еще дальше выступили за их пределы?

Ребята с учителями часто приходят к нам на экскурсии. Плюшевые курточки, пестрые шапки, красные галстуки, живые глаза, множество вопросов. Рассказываю про древние войны, демонстрирую оборонительные сооружения и ловлю себя на мысли, что и мне и ребятам кажется, будто вместе с этими крепостями ушла в прошлое и сама война.

— Наше поколение самое умное, — произносит землекоп, студент-заочник. — Все знаем, все можем, все помним.

— Следующие станут еще умней, — добавляет демобилизованный солдат. — Они отвыкнут от самого слова «война».