– То есть вы считаете, что простых советских граждан на трудовые и боевые подвиги поднимали оперы и симфонии? А не песня 'Вставай, страна огромная!' или 'Марш коммунистических бригад'?! Что вы скажете французам, которые сражались за свою свободу под слова 'Марсельезы'?

– Вы передергиваете...

– Нет, уважаемый, не знаю как вас зовут...

– Модест Илларионович Шпон, к вашему сведению, автор симфонии 'Ленин жив!', - заявил старичок и попытался гордо выпятить свою впалую грудь. Подумалось, не подыграть ли ему, может, примет за чистую монету?

– Ну как же, слышал, великолепная симфония! А я и не знал, что это вы ее автор. Польщен лицезреть вас перед собой, а также искренне надеюсь на ваше содействие.

Ага, вон как глазки-то заблестели. Любит, старый пердун, чтобы ему осанны пели. Ну да мне не жалко, пусть на старости лет потешит свое самолюбие.

– Ладно, молодой человек, я передам ваше заявление на рассмотрение членами комиссии. Позвоните через неделю, возможно, уже будет вынесено какое-то решение.

Через неделю я могу позвонить, только уже из Белоруссии, куда собирался выезжать буквально на днях.

'А дорога серою лентою вьется', - напевал я, вторя Олегу Анофриеву, чья песня про шофера как нельзя кстати доносилась из установленных в моей 'Волге' динамиков. Теплый августовский день клонился к закату, за спиной остались около полутысячи километров, и я на крейсерской скорости приближался к санаторию 'Летцы', где меня ждала встреча с первым секретарем компартии Белоруссии Петром Мироновичем Машеровым. Правда, в конце пути я едва не заблудился, хорошо, что какие-то грибники или дачники, ожидавшие на остановке рейсовый автобус, подсказали, где нужно сворачивать.

Санаторий оказался затерян в хвойных лесах, располагаясь едва ли не на берегу озера Шевино. Припарковавшись у ворот санатория уже в сгущавшихся сумерках, прошел в административное здание, назвал себя, оказалось, что меня уже ждали. Тут же куда-то позвонили, и вскоре появился человек, представившийся Николаем Петровичем, тем самым, с которым я и держал связь по телефону. Не иначе, неизменно находился при шефе, включая отпуска и командировки. Попросил дежурную выдать мне ключи от забронированного на мое имя номера и провел на второй этаж.

– Петр Миронович живет в отдельном домике, а я и его личный охранник расположились в соседнем, - сказал провожатый, запуская меня внутрь, - Машеров уже вернулся с вечерней прогулки к озеру, сейчас у него минеральные ванны, затем ужин. Если что - звоните дежурной, номер телефона вот здесь, под стеклом на тумбочке. Она нами проинструктирована, все ваши просьбы будут выполняться незамедлительно. Естественно, если просьбы будут в пределах разумного... Кстати, магнитофон захватили?

– Конечно, только он в машине остался, за оградой. И другие мои личные вещи там.

– Что же вы сразу не сказали, на территории санатория имеется специальная автостоянка. Пойдемте, загоните машину внутрь, а я предупрежу Петра Мироновича о вашем приезде. Тогда будем действовать в соответствии с его указаниями.

Через четверть часа, когда я уже поставил 'Волгу' на стоянку и принес свои вещи в номер, Николай Петрович вновь появился и сообщил, что Машеров готов встретиться со мной завтра в 10 часов утра у себя в домике. А пока мне можно пройти в столовую, которая еще работает, и поужинать.

– Кормят здесь чудесно, - доверительно, словно какую-то государственную тайну, сообщил референт.
– Продукты доставляются из ближайших хозяйств. Может быть, и без особых изысков, но, поверьте мне, голодным вы точно не останетесь.

Спровадив его, занялся разбором личным вещей. Проверил работу портативного кассетного магнитофона 'Легенда-401' производства Арзамасского приборостроительного завода. Его я приобрел за 170 рублей, к счастью, не прибегая к закулисным интригам, как в случае с телевизором. К магнитофону прикупил выносной микрофон и пару десятков кассет, которых, на мой взгляд, должно было хватить для моей работы.

После почти 10 часов за рулем я отрубился сразу же, едва добравшись до постели. А вот проснулся ни свет, ни заря, с думами о том, как строить сегодняшний день. Сразу лезть в лоб со своими признаниями, пожалуй, не нужно, это я продумал заранее. Также заранее отпечатал свои показания на машинке, еще в Переделкино. То есть если я, к примеру, по какой-то причине не смогу все рассказать Машерову, за меня это сделает машинописный текст на 25 листах, папку с которыми я собирался отдать Петру Мироновичу одновременно с моим признанием. Или, может быть, сначала отдать для ознакомления, подготовить почву? Ладно, там сориентируемся.