Да, Миних ошибся: его, российского Марса, победителя страшного Бирона, вскоре низринула с Олимпа тихая, рассеянная женщина – Анна Леопольдовна. Произошло это так. Миних рассчитывал стать генералиссимусом за «подвиг» своего адъютанта в Летнем дворце, но просчитался – высшее воинское звание 10 ноября получил Антон Ульрих. Миних был оскорблен до глубины души и обращался с отцом царя без почтения, что было отмечено при дворе с неудовольствием. К тому же, сделав фельдмаршала первым министром, правительница поручила иностранные дела Остерману, а внутренние – Михаилу Гавриловичу Головкину. В итоге Миних остался не у дел.

Он вытерпел это только до весны 1741 года. 3 марта он подал прошение об отставке – к этому приему шантажа незаменимый фельдмаршал прибегал не раз, и всегда с успехом. Но тут правительница, немного поколебавшись, вдруг подписала указ, гласивший, что, поскольку Миних «сам Нас просил за старостью и что в болезнях находится и за долговременные Нам и предкам Нашим и государству Нашему верные и знатные службы его от воинских и статских дел уволить», то просьбу его удовлетворить. Миних пал жертвой своей амбициозности – ведь он думал, что незаменим, что без него не обойдутся и, как это бывало при Петре II и Анне Иоанновне, будут просить остаться и выполнят все его требования.

«Это известие, как гром, поразило его, – пишет Манштейн. – Его отблагодарили (отставкой) за его службу, как раз в то время, когда он воображал, что могущество его утверждается более чем когда-либо». Я думаю, сработал принцип «мавр сделал свое дело…» Кажется уместной и приводимая секретарем саксонского посольства Пецольдом латинская пословица «Proditionem amo, proditorem odi» («Люблю предательство, ненавижу предателя»). Миниху определили пенсию и караул возле дома, который отставной, но полный сил и замыслов деятель считал почему-то – в отличие от всех – почетным.

Надо сказать, что слабой женской рукой правительницы водила рука Остермана, который наконец почувствовал, что настал его час и что власть будет принадлежать ему. Мы теперь знаем, что и этот правитель низринулся с насеста власти через несколько месяцев после Миниха, и оба они уже при Елизавете отправились в Сибирь: один в Пелым, другой – в Березов. Судьбе было угодно, чтобы в Казани, по дороге в Пелым, бывший фельдмаршал встретился с бывшим регентом, которого везли из Пелыма в Ярославль – на новое место ссылки. Встреча была неприятна обоим. Миних ехал на место Бирона. Но поселиться в том доме, который он построил для своего врага, ему не удалось – пожар помешал Миниху проверить, такой ли он хороший архитектор. Больше повезло Остерману. Он обосновался в Березове, на месте, «нагретом» сначала Меншиковым, сосланным из-за интриг Долгоруких и Остермана осенью 1727 года, а потом самими Долгорукими, оказавшимися в Березове в 1730 году. В 1742 году настал черед Андрея Ивановича – свято место, как известно, пусто не бывает.

Провозгласив себя 10 ноября 1740 года великой княгиней и правительницей государства и став, в сущности, самодержавной императрицей, Анна Леопольдовна продолжала жить, как жила раньше. Мужа своего она презирала и частенько даже не пускала на свою половину. Ныне трудно разобраться, почему так сложились их отношения, почему принц был так неприятен Анне. Возможно, в нем не было изящества, лихости и мужественности графа Линара. Фельдмаршал Миних говаривал, что хотя и провел рядом с принцем две военные кампании, но еще его не знает: рыба или мясо. Когда Артемий Волынский как-то спросил Анну, чем ей не нравится принц, она отвечала: «Тем, что весьма тих и в поступках несмел».

Действительно, история краткого регентства Бирона показала, что в острые моменты, когда требовалось защищать свою честь и благополучие семьи, принц выглядел тряпкой, и не без оснований герцог говорил со смехом саксонскому дипломату Пецольду, что Антон Ульрих привлек к своему заговору против него… придворного шута, а потом на грозные вопросы регента отвечал с наивностью, что ему «хотелось немножко побунтовать». Еще раньше Бирон цинично заметил Пецольду, что главное предназначение принца в России «производить детей, но и на это он не настолько умен. Надобно только желать, чтобы дети, которые могут, пожалуй, от него родиться, были похожи не на него, а на мать», то есть на Анну Леопольдовну. Словом, вряд ли мог бедный Антон Ульрих рассчитывать на пылкую любовь молодой жены.

А драма самой Анны состояла в том, что она совершенно не годилась для ремесла королей, да ее к этому и не готовили. Кроме того, у нее отсутствовало множество качеств, для этого необходимых: трудолюбие, честолюбие, энергия, воля, умение понравиться подданным приветливостью или, наоборот, привести их в трепет грозным видом. Фельдмаршал Б. Х. Миних писал, что Анна «по природе своей… была ленива и никогда не появлялась в Кабинете [министров]; когда я приходил к ней утром с бумагами, составленными в Кабинете, или теми, которые требовали какой-либо резолюции, она, чувствуя свою неспособность, часто мне говорила: „Я хотела бы, чтобы мой сын был в таком возрасте, когда мог бы царствовать сам“».

Правительница Анна Леопольдовна

Далее Миних пишет то, что подтверждается другими источниками – письмами, мемуарами и даже портретами: «Она была от природы неряшлива, повязывала голову белым платком, идучи к обедне, не носила фижм (дело, как читатель понимает, совершенно недопустимое! – Е.А.) и в таком виде появлялась публично за столом и после полудня за игрой в карты с избранными ею партнерами, которыми были принц – ее супруг, граф Линар – министр польского короля и фаворит великой княгини, маркиз де Ботта – министр Венского двора, ее доверенное лицо… господин Финч – английский посланник и мой брат (барон Х. В. Миних. – Е. А.)».Только в такой обстановке, дополняет Эрнст Миних, «бывала она свободна и весела в обхождении».