Шрифт:
Неслышно притворив за собой дверь, исчез Микки. Проводив его взглядом, Щукин неторопливо уселся на предложенное ему место.
— Что-нибудь узнали? — нетерпеливо спросил Ковалевский.
Щукин понял командующего.
— К сожалению, Владимир Зенонович, ничего нового сообщить не могу. Последний раз полковника Львова и капитана Ростовцева видели возле Зареченских хуторов. А после этого… — Щукин развёл руками.
В жесте полковника Ковалевскому почудилось безразличие к судьбе пропавших без вести, и он в сердцах сказал:
— Странное происшествие! О каком порядке вообще можем мы говорить, если в ближайших наших тылах люди теряются, как иголка в стоге сена?!
— Ничего странного, Владимир Зенонович, — с прежней невозмутимостью ответил Щукин. — Вашего адъютанта и полковника Львова предупреждали, что нельзя ехать к линии фронта в сопровождении всего лишь двух ординарцев.
Ковалевский сидел за столом, сгорбившись, утомлённый, по-видимому, не только жарой, но и этим разговором.
— Что же все-таки случилось? — спросил он, не адресуя уже свой вопрос Щукину, а будто сам пытаясь разобраться в непонятном происшествии.
Ковалевский думал, что Щукин промолчит, но полковник ответил:
— Предполагаю, что на них наткнулся вражеский кавалерийский разъезд и они либо погибли, либо захвачены в плен красными. — В глубине души Ковалевский и сам так думал, но верить этому не хотелось. А Щукин, словно бы догадываясь, о чем думает командующий, добавил: — Я поднял на ноги всех, кого только можно было поднять. Поиски продолжаются, Владимир Зенонович.
Николай Григорьевич Щукин возглавлял в штабе Добровольческой армии разведку и контрразведку. До этого он служил в петербургской контрразведке, с начала мировой войны занимался расследованием ряда дел по выявлению германской агентуры.
Летом 1916 года, перед Брусиловским прорывом, Щукин был откомандирован со специальным заданием на Юго-Западный фронт, где и познакомился с генералом Ковалевским…
Осенью восемнадцатого Ковалевский формировал штаб Добровольческой армии и вспомнил о деловых качествах полковника Щукина.
Щукин не обманул надежд командующего: человек трезвых взглядов, умелый, энергичный, он повёл порученный ему отдел уверенно и чётко. Более того, в короткий срок он стал правой рукой Ковалевского, который советовался с ним по всем важным для армии вопросам.
За окнами салон-вагона грянула солдатская песня. Тщательно отбивая шаг, мимо вагона промаршировала полурота, донеслись слова старой походной песни: «Соловей, соловей, пташечка! Канареечка жалобно поёт…»
— Да-с… — протянул Ковалевский. — Вот именно, жалобно! — Он посмотрел на Щукина: — Вы что-то хотели сказать, Николай Григорьевич?
— Я получил чрезвычайно любопытную информацию, Владимир Зенопович. — Щукин со значением добавил: — Из Киева, от Николая Николаевича.
Ковалевский оживился. Откинувшись на спинку кресла, с любопытством смотрел, как Щукин достаёт из папки листы папиросной бумаги.
— Это — копии мобилизационных планов Киевского военного округа… самые последние данные о численности восьмой и тринадцатой армий красных и технической оснащённости… а это сведения о возможных направлениях контрударов этих армий в полосе наступления наших войск, — начал докладывать Щукин.
И Ковалевский сразу же понял, какие соблазнительные возможности открывают эти донесения перед его армией. Упредительные удары по противнику там, где он их не ждёт, если… Если только сведения правдоподобны!
— За достоверность информации я ручаюсь, — понял мысли командующего Щукин. — Николая Николаевича я знаю лично. И давно. Человек сильный и неподкупный. И работает он на нас по велению сердца.
— Он что же, входит в состав Киевского центра?
— Ни в коем случае, Владимир Зенонович! Ему категорически запрещено устанавливать связь с Киевским центром, чтобы не подвергать себя излишнему риску. Да и пост у красных он занимает такой, что все время на виду. Ну а в прошлом… — Щукин остро посмотрел на командующего. — Служил в лейб-гвардии его императорского величества. Кавалер орденов Александра Невского и Георгия 3-й и 4-й степеней…
— Не скрою, что даже такая короткая аттестация внушает уважение, — с удовлетворением произнёс Ковалевский.
В салон вошёл Микки.
— Ваше превосходительство, извините? Вас к прямому проводу… Генерал Белобородов сдал Луганск!..
— Что-о?
Ковалевский резко поднялся из-за стола.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Штаб батьки Ангела располагался верстах в тридцати от железной дороги, в небольшом степном хуторке с ветряной мельницей на окраине. В этот хуторок и пригнали пленных — Кольцова, ротмистра Волина, поручика Дудицкого и двух командиров Красной Армии. Возле кирпичного амбара их остановили. Мирон, не слезая с тяжело нагруженного узлами и чемоданами коня, ногой постучал в массивную, обитую кованым железом дверь.