– Понюхай дуло.

Кристина взяла пистолет.

– Ничего.

– Может быть, из него давно не стреляли? По магазину не скажешь, здесь только половина патронов. А теперь посмотри диафрагму.

– Большая.

– Попробуй уменьшить.

Кристина попробовала сдвинуть рычажок под раструбом бластера и скорчила рожицу.

– Заело. Похоже, Стедман не верил в свою меткость… и нечасто чистил пистолет.

– Занятное наблюдение, – сказал Вольф. – Нам говорят, что Дельваль зашел в дом и увидел, что Стедман сидит за столом… вот здесь. Стедман навел пушку, но он пьян. Дельваль выхватывает пистолет, стреляет. Проделывает аккуратную… обрати внимание, он стреляет узким пучком, значит, верит в свою меткость… дырочку в стене, но не успевает прицелиться как следует. Стедман убивает его и засыпает. Тут сбегается народ. Тщательно задуманное убийство из выгоды рассыпалось, потому что болван Стедман выпил для храбрости и перебрал.

– Так они говорят, – сказала Кристина.

– Гм. А насчет окна есть еще один интересный момент, на который у нас уже не остается времени. Идем. Придется будить служащего земельной конторы.

По счастью, служащий спал в крохотной комнатке сразу над конторой. Вольф с ходу обрушил на него два вопроса, выслушал сонные, ворчливые ответы и сказал, чтобы тот спал дальше.

– А теперь пошли узнаем, что происходит в «Саратоге».

На скамье у входа в гостиницу развалилась пьяная шлюха. Она повторяла, ни к кому в особенности не обращаясь: «Повесить – это еще мало… повесить – это еще мало…»

– Вижу, местная элита уже пришла к определенному мнению, – сказал Вольф. – Держи пистолет наготове.

Они вошли.

Гостиная и бар были полны, испуганные бармены просто протягивали бутылку каждому, кто попросит. Две крашеные блондинки наливали пиво. Разбирательство было в самом разгаре.

На стойке стоял шахтер и кричал:

– Чего тут разговаривать… Все мы знаем, кто это сделал и зачем… Чтобы отнять у бедняги Рафа новый участок… Так чего мы ждем?

Собравшиеся дружно загудели.

– Да и нет у нас никакого суда, – закончил шахтер неожиданно разумным тоном.

На стойку вскочил Боров, телохранитель Кенфидда:

– Он прав! Давайте сразу покончим.

– Нет! – крикнул кто-то из-за спины Джошуа. – Он не прав!

Вольф и толпа обернулись. В дверях стоял Стаутенберг.

– Тьфу, черт, – произнес кто-то в тишине, – ща будет проповедовать.

Послышался смех.

Стаутенберг, словно не слыша, протолкался к стойке.

– Знаю, многие из вас… почти все… считают меня занудой. Но книга, в которую я верю, говорит: «Не судите, да не судимы будете». Задумайтесь на минуту. Сейчас не важно, кто это сказал и верите ли вы в Него.

Представьте, что вы совершили ошибку… сделали что-то ужасное после лишней бутылки или дозы. Хотели бы вы, чтобы вашу судьбу решали вот так, сразу, в угаре? Пьяные, обкуренные? Неужели не стоит протрезветь, обсудить спокойно?

– Нет! – послышалось из толпы. – Разве тебя не учили: «Око за око, зуб за зуб»? Леф разозлился и шмякнул Рафа, теперь мы разозлились и шмякнем Лефа. Разве это не справедливость?

Толпа, веселясь, разразилась хохотом. Стаутенберг покраснел, однако сдержал гнев.

– Брось, Тони, – сказал Кенфилд, выходя из-за стойки. – Святой отец. Мы уважаем тебя за честность, но никто больше не верит в эту старую муру.

– Не верит? – крикнул Стаутенберг.

Кенфилд притворился, что разглядывает толпу.

– Отсюда не похоже. Сдается мне, все довольны решением. Кроме, может быть, Стедмана.

Он выждал, пока уляжется смех.

– Чего вы хотите, святой отец? Суда? – В голосе его звучала издевка. – Святой отец требует суда. Замечательно, – продолжал Кенфилд, – но для начала, кто будет защищать Стедмана? Нам всем тут жить дальше.

– Не всем, – сказал Вольф.

Наступила тишина, только в углу кто-то пьяно хихикнул. Вольф подошел к стойке. Его шаги были слышны во всей комнате.

– Я не собираюсь здесь жить, – сказал он. – Пусть будет суд. Я готов защищать Стедмана.

– Это еще кто? – выкрикнули из толпы.

– Вали отсюда, – рявкнул Боров. – Ты вообще нездешний, так и молчи.

– А ты здешний? – спросил Вольф. – С каких это пор? Кенфилд привез тебя два месяца назад, а мы должны верить, что ты тут с открытия планеты?

Боров растерянно отступил на шаг.

– Ладно, – громко сказал Кенфилд. – Суд так суд. Всех устраивает? Я буду обвинителем, Джошуа Вольф попытается вкручивать нам мозги. Но мы-то с вами знаем приговор, верно?

Послышались одобрительные возгласы.

– Пусть приведут Стедмана! – закричал кто-то. – Человек имеет право на честное разбирательство перед тем, как его вздернут!

Леф Стедман дрожал, как в лихорадке, отчасти – от страха, отчасти – от взбадривающей таблетки, которая прогнала сон, зато вызвала чудовищное похмелье.