Я дернул поводья и развернулся. Адъютант шагом подъехал ко мне, хватаясь одной рукой за колено.

– Сукин сын! – выкрикнул он. – Ты ударил меня исподтишка в начале игры, а теперь еще раз! За это я получу твою задницу!

Он повернулся в седле и крикнул, обращаясь к судьям:

– Этот человек дважды ударил меня, и я требую справедливого наказания!

Зрители кричали: некоторые праздновали победу, некоторые недоумевали, какая муха укусила поссорившихся офицеров. Но два уланских майора, избранные судьями матча, хранили молчание. Они медленно подъехали к нам в сопровождении других игроков.

– Сэр, – сказал один из них. – Я ничего не видел.

– И я тоже, капитан, – добавил другой.

– Значит, вы ослепли! Я утверждаю, что этот человек нарушил правила. Вы обвиняете меня во лжи?

– Легат? – один из судей вопросительно взглянул на меня.

Вероятно, мне следовало сформулировать свой ответ повежливее, но я знал , что не прикасался к Ланетту: в обоих случаях мой удар был выполнен чисто, и, разумеется, задев игрока, я бы почувствовал отдачу в рукояти молота.

– Ни черта подобного не было! – заявил я, покраснев от гнева. – Капитан ошибся. Должно быть, он ударился случайно, когда поворачивался вслед за мной.

– Нет, легат, – голос капитана Ланетта был холоден, как лед. – Вы хотите сказать, что я лгу?

Я начал было говорить, что я думаю по этому поводу, но вовремя сдержался.

– Никак нет, сэр, – ответил я, сделав ударение на последнем слове. – Я знаю, что делал я сам, и полагаю, все присутствующие на этом поле тоже знают это.

Адъютант уставился на меня, и я готов поклясться, что крики болельщиков внезапно смолкли. Он ничего не сказал, но развернул свою лошадь и поскакал к конюшням.

Разумеется, эскадрон Пантеры был объявлен победителем, но последние несколько секунд испортили вкус этой победы. Люди из моей колонны поздравляли меня, однако даже их похвалы звучали приглушенно и сдержанно. Любому солдату из 17-го Уланского полка понадобилось немного времени, чтобы разобраться в случившемся: полковой адъютант, уважаемый и известный своей честностью человек, обвинил молодого легата, зеленого новичка из провинции, в грязной игре, а проклятый мальчишка имел наглость отрицать это.

Я надеялся, что инцидент будет забыт. Вечером в столовой офицеры действительно избегали этой темы, но на следующее утро стало очевидно, что моя ссора с капитаном Ланеттом превратилась в сенсацию и так будет продолжаться до тех пор, пока не разразится новый скандал.

Ланетт лишь усугублял положение, отказываясь глядеть в мою сторону или обращаться ко мне, кроме тех случаев, когда это полагалось по уставу.

Я чувствовал себя опозоренным. Хуже того: со мной обошлись так же несправедливо, как и с любым человеком, чью моральную правоту боги решили подвергнуть суровому испытанию. Тысячи планов и замыслов теснились в моей голове – от надежды на то, что бог нашего семейного очага Танис снизойдет ко мне и вытянет душу из капитана Ланетта, заставив его сказать правду, до менее достойных мыслей, включая хитроумно подстроенный «несчастный случай».

Событие это могло показаться абсурдным и незначительным, что и соответствовало действительности. Но недоразумения с воинской честью – обычное дело, когда армия не воюет и у солдат остается много свободного времени. С другой стороны, это не так уж и глупо: разве торговец принял бы на работу молодого служащего, которого другой его уважаемый коллега обвинил в краже?

Фактически, кроме своей жизни солдат владеет лишь одной вещью: своей честью.

Я не знал, что мне делать.

Теперь я понимаю, что решением было само время. Раньше или позже разразится новый скандал, и мои невзгоды отодвинутся на задний план. Если я не учиню никакой глупости вроде дезертирства или драки со старшим офицером, инцидент будет предан забвению, особенно если я хорошо зарекомендую себя и не буду давать никаких поводов для порицания.

Но этому не суждено было случиться.

Меньше чем через две недели, в самом конце Периода Жары, когда я занимался на скаковом кругу вместе со своей колонной, меня вызвали в штаб-квартиру домициуса.

Я был встревожен: до сих пор командир полка не уделял внимания злосчастному случаю во время игры в ролл, и я пытался убедить себя в том, что он даже ничего не знает. Но теперь... младших легатов никогда не вызывают к домициусу, разве что в случае настоящей катастрофы.

Я торопливо надел свой лучший мундир и отправился в штаб-квартиру полка. Полковой проводник Эватт отвел меня прямо в кабинет домициуса Херсталла, и я понял, что начинаются крупные неприятности.

В кабинете был только один человек: капитан Ланетт. Он сидел за столом домициуса – огромной пластиной полированного тикового дерева – и делал вид, будто внимательно изучает какие-то документы.

Я отсалютовал ему, ударив кулаком в грудь, и вытянулся по стойке «смирно». Выждав долгую паузу, он поднял голову.