Все-таки многолетние перерывы в работе на квалификации сказываются: полного измельчения породы не произошло, отдельные вылетевшие камни были вполне увесистыми. По счастью, никого крупным обломком не зацепило, в этом Несвицкий убедился первым делом, пока археологи вытряхивали песок из волос да отчищали свои костюмы. Сам генерал-майор, военные и жандармы его свиты были в боевых комбинезонах и шлемах – им, по большому счету, такой выброс ничем серьезным не грозил.

К раскопу Несвицкий приближался первым, неторопливо – не к лицу вице-губернатору и военному коменданту Елизаветы бежать к находке нетерпеливой мальчишеской рысцой. Хотя именно так и хотелось – рысцой. Неужели именно оно, генохранилище?

…На тайник жандармы вышли случайно, после откровений перебежчика со стороны мятежников. Перебежчик, водитель большегрузного глайдера, рассказал следующее: незадолго до высадки имперцев ему довелось участвовать в операции, проводившейся в обстановке величайшей секретности. Ночью, в удаленной от рудников и поселков местности были захоронены и замаскированы пять объектов. «Ящики чуть не с дом размером», – так дословно выразился перебежчик.

Но самое интересное началось после операции. Всех, в ней участвовавших: и водителей, и рабочих, и охранников, – погрузили в один турболет и отправили в столицу. Сразу же по возвращению, не дав ни с кем и словом перемолвиться. К новому месту службы, дескать. До столицы турболет не долетел, взорвался в воздухе. Официальная версия: атака имперского истребителя, прорвавшегося сквозь орбитальную оборону. Хотя воздушные бои на Елизавете-Умзале к тому времени еще не начались, и не начинались еще неделю.

Водитель спасся чудом, если, конечно, есть что-то чудесное в приступе жесточайшего поноса – попил сдуру на операции местной водички, ручеек казался чистым, родниковым… В изоляторе медчасти горемыка узнал о печальной судьбе турболета. А сутки спустя, толком не долечившись, получил вызов к начальству, к замкомполка по безопасности. Причем не просто вызов – пришли ночью два вооруженных вертухая, разбудили и повели под конвоем. Водитель сообразил, что дело не чисто, и немедленно, шагая к кабинету, изобразил жесточайший приступ кишечных колик. И сбежал! Протиснулся в узенькое оконце ватерклозета, затем – к хорошо знакомой лазейке, сквозь которую не раз ходил в самоволки. Потом несколько дней прятался, отсиживался, дождался прихода имперцев – и сразу же явился во вновь открывшийся жандармский участок с рассказом о припрятанных сокровищах коммунистов.

Зондирование почвы в указанном месте подтвердило: и в самом деле под землей скрываются пять крупных объектов – одинаковых по форме и размеру, с металлической поверхностью. А самое главное: объекты излучали тепло! Достаточно слабо излучали, тепловая энергия постепенно рассеивалась в окружающей почве, и с воздуха или с орбиты обнаружить тайник не удалось бы.

По срокам все совпадало идеально: мятежники как раз успевали спрятать бесценный груз, эвакуированный с Нового Петербурга. Но запас времени у них был минимальный… Если предположить, что пять найденных контейнеров содержат генохранилище либо большую его часть, то надо признать, что коммунисты поступили разумно. Распределили термостаты с геноматериалами в пять больших контейнеров, каждый со своей небольшой автономной электростанцией – засечь пять слабых источников тепла труднее, чем один, впятеро более мощный. Но вот захоронить в пяти разных местах уже не успели, банально не хватило времени подготовить пять таких секретных операций…

В общем, шанс на возвращение генохранилища представлялся весьма большим. И генерал-майор Несвицкий лично вылетел на раскопки. Не только лишь в сопровождении последних могикан космической археологии – конвой господин вице-губернатор взял с собой весьма сильный, способный отразить атаку и с суши, и с воздуха. Коммунистическое подполье вполне могло приглядывать за своим спрятанным сокровищем. Да и оставшиеся неизвестными противники, проявлявшие большой интерес к генохранилищу на Новом Петербурге, могут вновь объявиться – и начать действовать уже не только агентурными методами.

…Верхняя поверхность огромного контейнера – металлическая, ребристая – полностью очистилась, не получив при этом ни малейшего повреждения, зря Несвицкий грешил на археологов, растерявших былые навыки. Виден был большой – метра два на два с половиной – люк. Очень хотелось спрыгнуть вниз, и немедленно попытаться его открыть, или вырезать, если заперт, и убедиться: да, нашли, нашли то, что так долго искали…

Нельзя. Сейчас здесь очень неторопливо и аккуратно поработают специалисты по разминированию, затем…

Никакого «затем» не произошло. И даже спецы-минеры к работе не приступили. Потому что взвыл сигнал общей тревоги.

«Кто? Коммунисты или те, другие?» – на бегу подумал Несвицкий, бросаясь в штабному бронеглайдеру. Крохотная клипса-наушник зачастила скороговоркой оператора:

– Группа быстролетящих неопознанных целей, курс сто пятнадцать-шестьдесят два, высота четырнадцать семьсот, скорость один четыреста, расстояние триста восемьдесят… высота четырнадцать двести, курс и скорость прежние… высота тринадцать восемьсот…

Крохотный визор, встроенный изнутри в шлем вице-губернатора, транслировал сейчас изображение из штабного глайдера, с большого экрана пульта контроля оперативной обстановки. И можно было не вслушиваться в частящие в наушниках слова, чтобы понять: неопознанные цели летят прямо на них. И быстро снижаются.

– Захват, сопровождение! – скомандовал Несвицкий в микрофон. – Огонь на поражение по моей команде!

И вновь подумал: «Кто?!»