Отвертку с набалдашником, в точности повторявшим звездочку внутри круглой железной головки болта, долго искать не пришлось. Ее вообще искать не пришлось – лежала не внутри ящика – сверху, на его крышке. Очевидно, отец или мать незадолго до гибели зачем-то открывали лючок магистрали…

Зачем, спрашивается?

Случилась одна история незадолго до гибели родителей, оставившая нехороший осадок.

Однажды, когда ведущего бурильщика на базе не было, в его жилище внезапно нагрянули «спецы». Мама спокойно выслушала требование, прозвучавшее из-за стальной двери отсека, – предъявить жилищный блок к осмотру, – однако сразу ничего не ответила. Не покидая крошечной прихожей, она связалась сначала с руководством базы, так же спокойно выслушала ответ, суть которого сводилась к тому, что все обитатели подводного «дома» обязаны оказывать всемерное содействие прибывшим на базу «специалистам». Затем, не обращая внимания на рычание с той стороны двери, по внешней связи нашла отца, уплывшего на самую отдаленную «точку»… Потомственный буровик, человек рабочей закваски, он не дослушал до конца жену (видимо, был очень занят) и глухо бросил: «Пусть делают, что хотят! Главное – ни во что не вмешивайся».

Впрочем, незваные гости недолго тревожили хозяев: сноровисто осмотрели все укромные уголки каждого из помещений и убрались. Возможно, именно тогда и была востребована отвертка с «секретным» набалдашником…

Или, может, ею воспользовался отец – уже потом? Молот не знал…

Заглянули «спецы» в тот раз и к нему в комнату. Подросток в тот момент был занят уроками. Необходимо было срочно исправляться – по математике грозила двойка в четверти, со всеми вытекающими последствиями: портрет на «доске позора», бесконечные проработки на собраниях, а уж о том, чтобы стать полноправным юным ворошиловцем, тогда останется только мечтать. В общем, с головой погрузившись в уравнение, никак не поддающееся его усилиям, Молот даже не повернул голову в сторону вошедшего громилы. Единственное, что он заметил, скосив глаза, – это массивные и явно тяжелые ботинки из натуральной кожи с прошитыми подошвами. С тех пор он безошибочно распознавал в толпе сотрудников тайной службы – по обуви, которую те носили.

Отец, вернувшись из командировки, мрачно выслушал рассказ о внезапном визите «жандармов» и о чем-то задумался.

– Псы!

Это был единственный комментарий, который услышали в тот вечер его жена и сын.

…Молот открутил винты, сунул отвертку за пазуху, протиснулся в тесный короб. Внутри было сухо и тепло. Источник посторонних звуков исчез из трубы, не оставив и следа.

Подросток, жилистый, как отец, никогда не выделялся среди сверстников ни крупным сложением, ни высоким ростом. А за время вынужденного заточения совсем исхудал, поэтому смог сравнительно легко перемещаться внутри «магистрали».

Тот день, когда он впервые проник в вентиляционную трубе, вообще был не самым плохим в его короткой мальчишечьей жизни. Едва он в укромном месте выбрался в коридор, на него сразу свалилось невиданное богатство – какой-то солдат, поймав сорванца, попросил его отнести (желательно бегом) пакет с сухим пайком на маленькую подлодку: «шатл», отбывающий на задание. К отплытию глубоководного «челнока» он опоздал, хотя и не по своей вине. В результате ему досталась куча всяких консервированных вкусностей.

Пакета хватило еще на пару недель…

Почему он не пошел к командиру подводной базы, Молот, как ни старался, не мог объяснить даже самому себе. Едва он представлял, как придет в рубку и расскажет командованию о себе, его ноги наливались тяжестью, а внутри словно срабатывал стоп-кран.

Несколько раз промаявшись, но так и не решившись на этот шаг, Молот рассудил по-мальчишечьи просто: в командирскую рубку он не пойдет никогда.

Но затем везение закончилось, началась черная полоса. Жизнь беспризорника на подводной базе – это как балансирование на канате: с одной стороны голод, истощение, с другой – опасность влипнуть историю, где темные дяди с легкостью пустят тебя на корм рыбам. Да и канат под тобой в любой момент может порваться…

Пик невезения для Молота пришелся на тот день, когда он, возвращаясь, как обычно, в свой блок, не смог проникнуть в комнату.

Без него в квартире кто-то побывал. Что там понадобилось неизвестным визитерам, поди угадай, но, так или иначе, тяжелая кровать вновь оказалась придвинута к стене. Как не старался тщедушный подросток сдвинуть её – ничего не вышло. Вентиляционное отверстие стало бесполезным.

В «трешке» имелись и другие выходы в «магистраль», но… Остальные жалюзи были намертво приварены – ещё до того, как семья Молота сюда заселилась.

Он потерял не только возможность ночевать на своей кровати…

Одежда – та, что была на нем в тот день, – быстро износилась, истаскалась. Впервые он стал похож на других беспризорников – таких же грязных, голодных и оборванных.

В те времена брошенных детей на весь подводный «дом» было не больше полудюжины. Молоту, к примеру, попались на глаза всего трое или четверо, – за все время до начала эвакуации на базу жителей прибрежных поселков.

Между собой беспризорники практически не общались. Они, по сути, были конкурентами в каждодневной схватке за пищу, за безопасный уголок где-нибудь возле теплого бойлера, за те четверть часа глубокой ночью, когда выпадала редкая возможность попасть в душ и отмыться от многослойной грязи…

Молот покрутил перед глазами магнитную карту, добытую им в одежде «спеца». Если тот, большой, которого убитый называл странным словом «комод», не врал, то с сегодняшнего дня у него начинается совершенно новая жизнь!

Сначала он поменяет эти лохмотья на нормальную одежду, и уж потом решит, что делать дальше.

Месяцы скитаний по базе научили мальчишку осторожности.

Задолго до «рассвета» – то есть до того времени, когда на базе начиналось активное движение её обитателей, – он пробрался по трубе к месту, из которого прекрасно просматривался единственный вход в жилище его семьи (возможно – уже бывшее). Скрючившись возле вентиляционной решетки, мальчик битых пять или шесть часов наблюдал за дверью. Нужно было выяснить, живет кто-нибудь в этом блоке или он по-прежнему свободен.