Шрифт:
Он зло закричал, углядев варягов, и выхватил короткий меч. В атаку!
Иканаты, сипло взревев, пришпорили коней и бросились на варягов. Тем ничего не оставалось, как кинуться наутек. Даже тигр не считает зазорным убежать от дикого буйвола...
Олег улепетывал со всеми, успокаивая себя тем, что никто из «чертовой дюжины» не должен быть пойман или убит, ибо это будет подставой для всей гриди. Да и не хотелось ему разборок-заварушек в такой хороший день...
Варяги вынеслись на мыс, откуда открывался вид и на Босфор, и на море, и завертелись на обрыве. Дальше дороги не было. А преследователи догоняли, их с русами разделяла только хилая роща кипарисов. Оттуда донесся топот копыт, к которому добавились громкие крики, в которых мешался гнев и страх, – видать, ромеи разглядели подгребавший русский флот – сотни лодий с распущенными парусами, взблескивая тысячами весел, шли к Босфору, выстроившись в три линии.
Офицерский голос провопил команду, и иканаты затопотали в обратную сторону – предупредить о набеге страшных северных варваров.
– Ишь ты их, – смущенно закряхтел Клык. – Вот что значит дороги не ведать... Выперся! Едем.
– Постой, – сказал Железнобокий и указал на Босфор.
А там, показавшись за изгибом холмистого берега, выходили черные дромоны. Их паруса были свернуты и притянуты к косым реям – корабли шли на веслах, размеренно, в два ряда окунавшихся в воду.
– Ага... – тяжело сказал Инегельд, подумал и слез с коня.
– Щас что-то будет... – протянул Ивор.
Олег тоже спешился и накрутил поводья на руку. Конь сразу полез мордой в сумку и получил сухарь.
– На мелкое место им надо, – занервничал Клык, – туда дромунды не сунутся...
– Не боись, – сказал Турберн, – Халег не отрок сопливый, дело знает...
Русский флот словно послушался Инегельда – скедии с ушкуями сместились к отмелому месту. И тут же поползли вниз паруса, зашатались, укладываясь, мачты – ничего не должно отвлекать от боя. На скедиях произошло множественное движение – часть гребцов накидывала брони, разбирала мечи и секиры, снимала с бортов развешанные щиты. Грозно щерились головы чудищ, вздернутые на высоких штевнях скедий, а на носах ушкуев открывали зубастые пасти резанные из дерева медвежьи башки.
Флот русов несколько перестроился – простираясь по фронту на полверсты, он укрепил крылья, где корабли шли в глубину на три линии. В центре же – на две, причем с большими промежутками между скедиями, чтобы, не мешая соседу, уворачиваться от таранных ударов.
Дромоны выплывали медленно – силой течения их сносило назад, но мало-помалу они сближались с лодьями. С палуб ромейских кораблей доносилось нестройное пение – хриплые голоса мореходов-дромонариев выводили: «Господи, помилуй! Господи, помилуй!»
На флагмане «Двенадцать апостолов» хлопала по ветру пурпурная хоругвь с изображением Богородицы – охранительницы града Константинова. Над ее главой можно было разобрать шитый серебром полумесяц со звездой внутри – знак Артемиды-звероловицы, римской Дианы. По палубе «Двенадцати апостолов» расхаживали иерей и диакон, облаченные в ризы, и тянули молитвы, усиленно окуривая воинство Христово благодатным дымом из кадильниц.
На кормовой башне-ксилокастре недвижно стоял сам друнгарий флота в сагии с вышитыми золотыми орлами по черному полю.
А уж как бегали матросы, как стегали рабов, прикованных к веслам, как суетилась судовые ратники-эпибаты!
На носовых башнях сдергивались кожаные чехлы, прятавшие начищенные медные купола сифонов и зловещие трубы, жерла с наконечниками в форме оскаленных монструазных морд. То и дело воздух, наполненный скрипом и плеском весел, разрывал дикий свистящий рев «нигларос» – предохранительных клапанов, а над палубами дромонов вился легкий дымок – сифонисты рьяно шуровали в топках, поднимая давление в котлах с кипящим составом Каллиника, прозванным «греческим огнем».
Эпибаты ухали, накручивая рычаги баллист и онагров.
– Ох и будет нам... – пробормотал Ивор.
– Не каркай! – сердито цыкнул Железнобокий.
Один за другим двухмачтовые дромоны вырывались в море, и сразу улавливали ветер. Мигом расправлялись треугольные красные паруса, и выгнутые луками реи разворачивались «бабочкой» – один рей в одну сторону, другой – в противоположную. Так ветрила полнее всего наполнялись попутными дуновениями.
Победно взвыли трубы, полсотни громадных дромонов медленно выстроились полумесяцем и двинулись на русские скедии. Флагман держался позади, наблюдая за ходом сражения.
Скедии, лишенные мачт и парусов, казались утлыми суденышками, убогими однодеревками на фоне черных кораблей под красными парусами. Но скедий было много, и варяги, славные морскими победами, знаменитые пираты, не собирались сдаваться. Русские корабли не жались на отмели, дожидаясь, пока их сожгут.
Халег Ведун бросил основные силы на ту часть ромейского флота, что не грозила его скедиям сожжением.
Сверху было хорошо видно, как изящные варяжские суда веером двинулись к дромонам, заходя с правого фланга, ближнего к берегу. Первыми сдали нервы у командира корабля «Победоносец ромейский» – сработала катапульта, и вверх, описывая дымную дугу, взвился объятый пламенем снаряд – двухведерный глиняный сосуд. Он разбился о драконью голову ближней скедии, и хлынуло жидкое пламя, окатило форштевень, разлилось по волнам. Однако варяги не попрыгали в ужасе за борт, а принялись сноровисто тушить пожар – зачерпнули кожаным ведром уксуса из бочки и погасили «греческий огонь». Только пятно трескучего и чадного пламени расплылось по мелкой волне, пока не затухло.