Из-за термы вышли двое молодчиков, одетых по-простому, но опоясанных дедовскими мечами. Они громко распевали псалом «Испепелю капища и разорю вертепы диавольские!» и тащили за собой упиравшуюся девушку, босую и в одной рубахе. Девушка не кричала, сопротивлялась молча. Она смотрела на толпу, но словно не видела злобных, тупых, глумливых морд. В глазах ее плескалась тоска и безысходность. У Олега сжалось сердце.

«Господи, – подумал он, – как же она красива и молода! И всю эту красоту и молодость – в огонь?!»

Он сильно пожалел, что его меч остался на «Лембое» – наворопнику меч не положен. Клинок – для боя. Для разведки достанет и ножа.

Линчеватели с большой опаской, бормоча молитвы, повели Инграду к столбу, крестясь свободными руками. Привязали. Но едва один из молодчиков достал огниво, он заорал благим матом, корчась и сбивая с себя невидимое пламя.

Толпа охнула и подалась назад. Мумифицированный клирик забубнил псалмы, сжимая крест на груди ручкой, похожей на куриную лапу.

Но минуло замешательство, в толпе заголосили резче, потрясая кулаками, исходя праведным гневом, и добровольные палачи запалили факелы. Инграда смотрела безразлично, пока не поймала взгляд Сухова. Ее глаза расширились в безумной надежде, наполнились слезами, словно мольбой о помощи, а припухшие алые губки приоткрылись, будто для отчаянного вопля: «Помоги!..»

И Вещий кивнул. На бледные щеки девушки вернулся румянец, она вся ожила – это заметил и Годехар. Все в его лице с крепкими челюстями, слегка горбатым носом, крупным ртом и высоким гладким лбом дышало тяжелой свинцовой ненавистью, слепым и безрассудным фанатизмом. Он прицелился получше и швырнул в кучу хвороста факел. Еще один, кувыркаясь, упал на вязанки, загодя облитые маслом и смолой. Повалил дым, показались первые язычки огня.

– Сгинь, нечистая сила! – взревел отец Винифрида с торжеством.

Толпа взревела.

– Пропади!

– Подпалим дьяволицу!

– Изыди!

– Огня ей! Огня!

Девушка закричала, забилась в пеньковых узлах. «Пора!» – решил Олег.

Он с ходу нокаутировал Викарда – остролицего, похожего на загнанного хорька. Молодчик еще падал, поднимая руки и пуча глаза, когда Олег выхватил меч у него из ножен и бросился к девушке, обвисшей в путах. Тяжелая черная волна волос закрыла лицо, переплетаясь с сизым дымом. Олег перерубил веревки одним ударом, подбросил Инграду на плечо попой кверху, и понесся гигантскими прыжками, прижимая «ведьмины» ноги к груди. Толпа с воплями разбежалась.

Мелькнуло перекошенное лицо Годехара – кулаком, сжимавшим рукоять меча, Олег с удовольствием разбил его, своротив молодцу нос и расплющив губы.

Заскочив в конюшню, он не стал искать свою лошадь, а подсадил стонавшую девушку на ближайшую коняку – мухортого скакуна хороших, по виду, кровей – и взлетел в седло, не обращая внимания на вжавшегося в стену конюха, бледного от ужаса.

– Но-о! Живей, живей, мертвая!

Хорошо, подумал он на скаку, что еще не придумали телеграф, а то перекрыли бы все дороги, и думай потом...

С грохотом унесся назад мост. Наехала и отмахнула за стену Квадратная башня. Полетел в лужу сбитый страж. Девушка открыла глаза, они заполнились ужасом, но тут же, узнав спасителя, Инграда рванулась обнять его, и смеясь, и плача. Олег мимоходом чмокнул ее и крикнул:

– Куда ехать? Я не знаю города!

– Туда! – указала девушка. – К восточным воротам! Там мой дядька в карауле!

Олег оглянулся. Их догоняло трое с мечами и топорами, все на конях белой масти. Из-за поворота, расплескивая веером грязь, вынеслось еще столько же, потрясавших короткими охотничьими копьями. Ну-ну...

– Налево!

Улицу загородил воз с решетчатыми бортиками. Возница тупо вытаращился на диво – на распаленном коне мчался аббат. Его ряса вздувалась пузырем, в правой руке особа духовного звания держала меч, левой правила и прижимала к себе прекрасную девушку в одной белой рубахе. Демоны!

– Держись!

Не, верный у него глаз оказался, – мельком подумал Олег. Доброго выбрал коня. Мухортый дико заржал и перемахнул через воз. Париж в глазах у Олега опал, взмыл и сотрясся. Одолели!

– Прямо, прямо!

Из-за спины донесся треск и ржание. Олег глянул за плечо. Придурки... Решились на групповой прыжок! Один всадник без чувств валялся в луже, белый конь хромал в сторону. «Бедный коняга...»

А спереди качками приближались ворота широкой башни с четырехскатной, под пирамиду, крышей из теса. У ворот стоял грузный коренастый вратник с рыжей бородой веником.

– Дядя Хагон! – завопила Инграда. – Открой! Дядя Хагон!

Створка ворот начала поворачиваться на петлях. Мелькнули выпученные голубые глаза на фоне огненной бороды.