С женой он по-прежнему не разговаривал, но это не имело значения. В семье чиновника даже скандалы должны быть тихими, и вообще лучше молчать. Чем тяжелее на сердце, тем противнее жена. Молчит, и прекрасно, по крайней мере, забываешь, что она рядом. Потом, когда похоронят вместе, все будет так же. Гробы сгниют, а кости останутся лежать рядом, такие же безмолвные, и так от века до века. Ладно, потренируюсь, пока жив! Вот если кто-нибудь зайдет к ним, будет неловко, как-никак он чиновник. Наплевать! Пусть приходят, он и другу не побоится сказать все напрямик. К чему лицемерить?

Пришла плоская как доска госпожа Цю, будто затем, чтобы сгустить и без того гнетущую атмосферу в доме. Лао Ли стало тошно, хотелось выгнать ее, но пришлось поддерживать разговор.

–  Как вы думаете, господин Ли, не намерен ли господин Цю последовать примеру господина У?
– Она выставила напоказ зубы.

–  Не знаю.

–  Хм, у вас, у мужчин, круговая порука! Но я не боюсь, развод - это хорошо!

«Не боишься? О чем же тогда говорить?» - подумал Лао Ли.

Доска пошла к госпоже Ли. Лао Ли понял, что ему лучше всего улизнуть: чиновнику не положено ссориться с женой коллеги. Он захватил с собой сына.

Куда бы пойти? Ему вспомнилась женщина у северной городской стены. Может, он снова встретит ее? Вряд ли! И потом он все равно ее не узнает, потому что видел ночью. Несчастная девушка, а может, чья-то жена. Отчего она не утопилась? Смелости, должно быть, не хватило. Но продал же он душу этому чудовищу - управлению финансов? Так отчего ей не продавать свое тело? Может, она приносит себя в жертву? Ради старой матери или брата, которому надо учиться?

К Чжан Дагэ идти не хочется: Тяньчжэнь все еще в тюрьме, а из этого негодяя Сяо Чжао никак не выбьешь правды! Никчемный ты человек, Лао Ли.

Купил дыню, накормил сына, и они пошли дальше.

Среди ночи Чжан Дагэ растолкал жену:

–  Мне снился сон, ты слышишь? Сон снился.

–  Какой сон?
– зевнула жена.

–  Мне снилось, что Тяньчжэнь вернулся.

–  Думаешь об этом, вот и снится.

Чжан Дагэ помолчал, потом снова заговорил:

–  Мне снилось, что вернулся он такой радостный, а потом пришла Сючжэнь. Скоро каникулы, и она непременно приедет.

–  Первого июля, осталось несколько дней.

–  Да, значит, пришла она очень веселая. А потом была свадьба, во дворе свадебный навес, на окнах иероглифы «счастье», пришли друзья и родственники, явился повар, прислали много бутылок фруктовой воды. И знаешь, за кого выходила Сючжэнь? Угадай!

–  Откуда я знаю? Тебе же снилось.

Чжан Дагэ сделал паузу:

–  За Сяо Чжао! Да, да, за Сяо Чжао! Он - в европейском костюме, с красным цветком на груди, выходит встречать. И вдруг появляются господа У, Цю и Сунь - они курят и смотрят на меня, как на обезьяну в зоопарке, презрительно улыбаясь. Когда я увидел Сяо Чжао, увидел, что они надо мной смеются, сердце чуть не разорвалось. Я оглянулся: Сючжэнь стоит в гостиной, но не в свадебном наряде, а в школьной форме, стоит неподвижно, как кукла на вторых ролях. Я стал искать тебя, бегал, бегал, но не нашел. Помнишь нашу старую рыжую собаку, как она крутилась, когда ее грызли мухи? Так и я. Мне хотелось избить Сяо Чжао, но я не смел поднять руки, ведь ни разу в жизни не дрался. Сяо Чжао улыбается мне, а я стараюсь загородить Сючжэнь, хочу схватить ее и убежать на улицу, но Сяо Чжао запирает дверь. А господин У и все прочие гогочут за спиной. В этот момент кто-то постучал в дверь, и я проснулся. Что бы это могло значить?

–  Ничего! Разве что Тяньчжэнь скоро вернется. Надо завтра с утра прибрать у него в комнате.
– Госпожа Чжан успокаивала мужа, а заодно и себя.

–  Странный сон. Боюсь я за Сючжэнь.

–  Ничего с ней не случится! Сдает экзамены, какие у нее могут быть еще дела?
– решительно заявила жена, хотя сама не очень в это верила.

За пологом назойливо жужжал комар. Прошло много времени, прежде чем Чжан Дагэ снова заговорил:

–  Ты не спишь?

–  Нет. Комар мешает.

Но мужа не интересовал комар.

–  А вдруг сон вещий?

–  Не надо верить снам. Ведь Лао Ли с ним договорился.

–  Сон не сон, а если такое случится? Лао Ли уже два дня не появляется.

–  Занят, видно, на службе.

–  Возможно. Но скажи, что ты будешь делать, если Сяо Чжао потребует Сючжэнь?

–  Я? Не отдам ее, и все!

–  А Тяньчжэнь?

–  Тяньчжэнь… - Госпожа Чжан осеклась. Чжан Дагэ вздохнул и тоже умолк.

Супруги думали, а комар жужжал. Первой заговорила жена:

–  Нельзя отдавать ему нашу девочку.

–  А сыном можно пожертвовать?

–  Я тоже люблю сына, но…

–  Если бы еще он женился по закону… Хотя и это нелегко перенести.

–  Суждено нам лишиться сына, так и будет, но девочку…

–  Ты что говоришь?
– рассердился Чжан Дагэ.
– Суждено, суждено. Видимо, конец мне пришел! Нет! Я зарежу этого выродка, Сяо Чжао!

Никогда Чжан Дагэ не произносил такого слова. Убить? Он ни за что не отважится на это. Он вспомнил всю свою жизнь: молодость, женитьбу, друзей, радость рождения детей, успехи на ниве сватовства, свои дома… и беду, обрушившуюся на его голову! Сколько переворотов он пережил, сколько перемен - ничто не свалило его с ног, не повредило его имуществу, даже такое событие, как переименование Пекина в Бэйпин! Когда это произошло, Чжану казалось, что наступил конец света, но это никак не повлияло на его жизнь. А теперь?! Он ничего не понимает, решительно ничего! Сяо Чжао моложе его на двадцать с лишним лет. Он - самолет, а Чжан Дагэ - телега, запряженная мулом. Мулу никогда не угнаться за самолетом и тем более не спастись от бомб, которые не пощадят ни телегу, ни мула. Ему вспомнилось, как два года назад у Ворот благополучного правления машина налетела на старого осла. Осел упал на передние ноги и смотрел своими большими глазами на колеса. Он лежал в луже крови, не в силах пошевельнуться, только глаза были широко раскрыты. В свое время этот осел бегал по душистым зеленым склонам, по дорогам, над которыми плавают облака, гордясь своей шелковистой шерстью, колокольчиком и новым седлом. Он мчался, выпуская из ноздрей пар, поднимая пыль. Им любовались путешественники… Налетела машина, и осел остался лежать с широко раскрытыми глазами!…