— Мне жаль, — сказала Кайли.

— Джон был со мной, когда раздался звонок. Ты хоть представляешь, насколько мне было неудобно.

Слезы жгли глаза Кайли, она больше не могла сдерживать свою ярость.

— Так вот почему ты расстроена, из-за Джона?

— Я не говорила ему, что Том не твой отец. Это было совершенно унизительно.

— Так ты стыдишься меня? — сказала Кайли, покачав головой.

— Не перевирай, — сказала мама.

— Перевирать? — она потрясла головой. — Извини, мама, но ты сейчас совсем неправа.

— Я не стыжусь тебя, мне… мне стыдно, что я забеременела от человека, которого едва знала.

Кайли всхлипнула.

— Ты сказала, что любила его.

Ее мама вздохнула.

— Конечно, любила, но…

— Но что? — спросила Кайли. — Но ты боялась, что твой драгоценный Джон узнает, что ты можешь солгать?

— Кайли не надо так…

— А это уже будет не так хорошо, да? — продолжила она. — Постой, не отвечай, потому что я могу сказать, как это ощущается. Как это, когда кто-то кого ты думал, ты хорошо знаешь, скрывает что-то от тебя, что-то очень важное! Не могу поверить, что ты злишься на меня за то, что я не сказала тебе о встрече с Брайтенами, когда ты сама не рассказывала мне о моем же отце или о бабушке с дедушкой все эти годы!

Вдох, который сделала ее мама, многое ей сказал.

— Я… я думала, что объяснила тебе это?

— Да, ты заявила, что была так сильно влюблена в моего отца и теперь заявляешь, что едва знала его.

— Я… я не думаю, что нам стоит обсуждать эту тему по телефону.

— Правда? Именно так я думала о теме моей встречи с Брайтенами, — несколько слезинок скатилось по ее щеке.

Она была настолько зла, что хотела просто выбросить свой телефон. Этого она не сделала, она выключила его, на случай, если мама попробует перезвонить.

— Мне жаль, — сказал Лукас позади нее.

Она снова стерла свои слезы и обернулась. Она не знала, что он стоял так близко, так что наткнулась прямо на него. Ее лицо уткнулось в его такую-вот-идеальную грудь. Его руки, теплые и нежные, обернулись вокруг нее и задержались на две или три секунды, пока она не оттолкнула его. Но этого было достаточно, чтобы напомнить ей, как приятно было прижаться к нему, как хорошо было от мысли, что на него можно рассчитывать.

Достаточно долго для того, чтобы она пришла в чувство и вспомнила, что ей больше не стоит прижиматься или рассчитывать на него.

***

В следующую пятницу, почти в полночь, Кайли лежала в кровати и пялилась в потолок, обдумывая свои проблемы. Они все крутились и крутились, какая из них беспокоила ее больше, она не знала.

Проблема под названием «ее мама», с которой Кайли разговаривала, но на которую все еще злилась, или ее «задача» помочь юным хамелеонам, которая казалась невыполнимой; ее совершенно «невыносимый призрак» и «невозможный и приводящий в ярость Лукас»; «невыносимая тоска» по разговору с ее отцом, которого она не ощущала с того самого раза который был перед приездом Брайтенов. И последнее, но не менее важное, «невыносимый негодяй», чья угроза все еще звенела у Кайли в ушах.

Ты придешь ко мне, Кайли Гален, придешь желая смерти, желая мучиться от моих рук ради моего удовольствия, потому что цена будет слишком высока! Твоя слабость погубит тебя.

На данный момент, слабостью Кайли, казалось, было то, что она не могла ничего решить. Вся ее жизнь как будто превратилась в чистилище.

Единственная проблема с которой Кайли продвинулась на прошлой неделе это навыки владения мечом. Иногда она задумывалась, что приятное ощущение из-за этого было связано не только с Лукасом. То есть с тем, что она проводила с ним пару часов в день.

О, она не поддавалась на его ухаживания. Он действовал деликатно, например, подходил так близко, чтобы его плечи касались ее, стоя позади, чтобы показать движения и контролировать ее позицию. Но также он использовал совсем не деликатные приемы. Во время спарринга на деревянных мечах он мог запросто заявить что-то типа: «Я все еще люблю тебя» или «Ты знаешь, как ты красива?», или «Ты помнишь ту ночь, когда мы возвращались с кладбища, и почти что занялись любовью?»

Она сломала еще три деревянных меча, когда он говорил эти вещи. Другой бы догадался, что надо держать свой рот закрытым. Но не он. Лукас даже смеялся, когда она сделала это во второй раз. Казалось, что его не волнует, что его комментарии заканчиваются заменой деревянного меча. И она поняла это совершенно точно, когда сломала и третий меч, когда на следующий день, он сказал нечто подобное. Не то, чтобы она делала это специально, просто было чертовски сложно не вкладывать все свои эмоции в удары.

Сегодня, когда они собирались уже уходить, она назвала то, что они делали, — фехтованием, но Лукас поправил ее. Он сказал, что она училась не фехтовать. Это требовало совершенно другого набора навыков.

Она училась сражаться. Он этого не сказал, но она словно прочла его мысли. Она училась убивать.

Но кого?

И как? О, она знала, что именно для этого нужен меч, просто она не знала, как она сможет это сделать. По-настоящему забрать жизнь.

Глубоко вдохнув, она перевернулась, ударила кулаком в подушку и вспомнила, как отбросила Колина Уоррена через всю комнату. Ее инстинкт был не убивать, а защищать. Она не убила его, хотя и могла.