Жизнь идет своим чередом, но у каждого человека есть прошлое, тени которого не желают так просто отпускать. Это касается многих жителей Меридиана, касается каждой из Стражниц, касается даже Кондракара, в прошлом которого находится что-то действительно странное и пугающее... находится и даже готово вернуться! Может ли прошлое, ставшее тенью, уничтожить настоящее, или только страх перед воспоминаниями придает ему силу?
========== ПРОЛОГ ==========
Вилл долго не хотела засыпать. Тихонько и успокаивающе тикал будильник, уютно обволакивала бархатная темнота – ночь казалась ласковой и совершенно не располагающей к страхам.
“Теперь, – с долей черного юмора подумала сидящая на кровати, обхватив руками колени, Вилл. – я понимаю этих подростков из фильма о Фредди Крюгере! Только бы не заснуть…”
Зеркала напротив кровати больше не было, проем на стене, где оно раньше висело, казался непривычно пустым. Наверное, было не такой уж плохой прислушаться к Хай Лин, рекомендовавшей никогда не спать напротив зеркала? Хай Лин единственную кошмары никогда не мучили…
Голова неуклонно тянула к подушке. Пытаясь не провалиться в сон, как в глубокую пучину, Вилл встала и прошлась туда-обратно по недавно убранной комнате.
“Может быть, я преувеличиваю?” – мелькнула в голове мысль. Больше всего сейчас хотелось забыть обо всем и просто лечь и заснуть. Остановившись перед зеркалом, Вилл уставилась на свой зыбкий силуэт на фоне отчего-то светлого ночного неба за окном.
– Я не засну.
Отражение подернулось зыбкой рябью, словно девочка смотрелась не в зеркало, а в открытый водоем.
– А спать тебе уже и ни к чему.
– Что? – Вилл отшатнулась. Сквозь легкое волнение в зеркале проступил совсем другой образ. Слегка сияла зыбком ночном свете лунно-белая кожа девушки, оттененная водопадом мерцающих темных волос. Старушечья половина лица, словно покрытая вместо кожи сухой древесной корой, терялась в полумраке.
– Сны были только первым этапом кошмара, маленькая Стражница. Теперь ты на следующей ступени и все происходит по-настоящему.
Вилл с вымученной усмешкой помотала головой.
– Даже если я не сплю, все что ты можешь мне показать – иллюзия! Ты сама – иллюзия, понимаешь?!
– А может быть, я существую на самом деле, а иллюзия – ты? – узкая ладонь Нериссы легла на стекло по ту сторону зеркала. – Мы знаем, что между нами эта граница, но кто из нас ЗДЕСЬ, а кто ТАМ… это точно никогда не скажешь.
– Я точно знаю, что ты – мертва. Мертва уже очень давно, хотя и продолжаешь цепляться за жизнь ради глупой мести.
– За жизнь… за жизнь стоит цепляться уже ради самой жизни, как таковой, – Нерисса печально вздохнула. – мысли о мести давали мне силы на протяжении вечности мучений, на которые меня обрек Совет. Они не дали мне умереть. Но ты и твои подружки все равно уничтожили мое тело, вообразив, что таким образом избавитесь от меня навсегда. Месть – это вторично. Я хочу вернуть то, что у меня отняли. Хочу прожить свою жизнь по-настоящему. У меня были свои планы, свои мечты…
– У Кессиди, наверное, тоже.
Полночно-синие глаза Нериссы сверкнули расплавленным золотом.
– Ты ничего не знаешь кроме того, что тебе сочли нужным рассказать! – прошипела бывшая Стражница. – Ты не знаешь ничего ни обо мне, ни о Кессиди, как ты смеешь говорить что-то?!
Резко успокоившись, Нерисса усмехнулась.
– Было такое стихотворение о Дантесе. Ты, конечно, не знаешь, кто это, современная молодежь совершенно не думает о самообразовании! Так вот там была строчка “Но всем плевать, каким он был, чем жил и что любил. Ведь знают люди лишь одно – он Пушкина убил” Или что-то в этом роде. Хоть о Пушкине-то ты слышала?
– Тебе нужно сочувствие? – саркастически подняла брови Вилл.
– Я уже сказала тебе, что мне нужно. Новая жизнь, новое тело и Сердце Кондракара. Не только каждая хранительница оставляет в себе отпечаток Сердца Кондракара навсегда, но и оно запоминает нас, перенимая какую-то частичку сущности и передавая ее дальше по эстафете. Поскольку последней, кто владел им до тебя, была Кессиди, отпечаток ее личности, как могло показаться, достался тебе в наибольшей мере. Но Хранительницей она была без году неделю. Вглядись в себя чуть глубже – и ты найдешь в себе меня. Можешь и дальше не признаваться себе в этом, не имеет значения. Частичка Кессиди становиться для тебя путеводной звездой, когда вокруг смыкаются тени, но МОЯ частичка – это твоя собственная тень, вечно следующая за тобой, даже когда вокруг – свет. Никому не удавалось еще сбежать от собственной тени… Когда вы с подружками убили меня, я воспользовалась этой лазейкой, став не просто твоей тенью, а частью тебя. Капля за каплей, наши сущности переплетались и теперь уже я сама точно не скажу, где заканчивается одна и начинается другая…
Вилл с вскриком села на кровати.
– Нет, нет, не правда… – пробормотала девочка едва слышно.
В полутьме девочка она рассеянный взгляд на зеркало, на мгновение ей показалось, что собственное отражение смотрит на нее каким-то чужим холодным и резким взглядом. Может, стоило прислушаться к Хай Лин, рекомендовавшей никогда не спать напротив зеркала? Хай Лин единственную кошмары не мучили…
Рухнув на подушку, Вилл вызвала Сердце Кондракара, мягкий розовый свет которого действовал успокаивающе, и снова смежила глаза. Кошмары кошмарами, а школу еще никто не отменял и стоило бы выспаться…
Тень на стене шевельнулась, хотя сама девочка оставалась неподвижной, и неощутимо скользнула по кровати, по напряженному лицу со смеженными веками… по мерцающему Сердцу Кондракара. По поверхности Сердца пробежала мелкая рябь, словно по воде – и так же быстро успокоилась.
– Поэтому, наверное, так и говорят «камень на сердце», – прошелестел едва слышный женский голос. – приятных сновидений, дорогая.
========== ГЛАВА ПЕРВАЯ. СОН ==========
Закованная в кандалы черноволосая девушка, алое платье которой кровавым пятном выделялось на серо-белой палитре облачной крепости, прожигала его взглядом, словно чего-то ожидая. Оракул молчал. Ожесточенно спорили невнятным гулом между собой Старейшины, похожая на фарфоровую куклу блондиночка рыдала в объятьях яркой и чем-то очень разозленной индианки, а миниатюрная азиаточка с мальчишеской стрижкой во все глаза смотрела на подсудимую, словно не желая верить тому, что видит и слышит. А Оракул молчал. Наконец Тибор поднес Оракулу свиток.