Масштаб открытий смелой женщины таков, что многие консерваторы от науки начали с порога отвергать их, но совершенно очевидно, что научная мысль будет снова и снова возвращаться к её творческому наследию до тех пор, пока не освоит его полностью. Правда, похоже, что из политических убеждений Гимбутас скептически относится к понятию «матриархат» и к тому, что под ним можно понимать, – а именно власть и полное господство женщин. С такой постановкой вопроса, когда древнейшая история видится исключительно в розовых тонах, я бы не согласился, но о подавляющем доминировании женщины в эпоху матриархата я бы тоже говорить не стал.

И уж точно мне совершенно чужда другая, совсем уже удивительная крайность, когда встречаются попытки представить матриархат чуть ли ни как древнейшую форму тоталитарной диктатуры, которая не сдерживалась и не ограничивалась благородным мужским началом. А если называть вещи своими именами, то приходится говорить о попытках изобразить матриархат как царство развращённых, кровожадных, психически неуравновешенных старых ведьм. Вот какой просто фантасмагорический пассаж на эту тему мне встретился в книге современного российского автора М. Серякова: «На стадии разложения матриархата господствующая прослойка женщин превратилась из дарительниц жизни в носительниц смерти, поддерживавших свою власть в обществе изуверскими обрядами, своей связью со змеями да старательно культивируемым всеобщим страхом перед собой. Однако в конце концов героическое мужское начало восстало против этой клики злобных фурий, свергнув их иго после напряжённой борьбы, как в общественной, так и в духовной жизни» [7] .

В наши дни реальность такова, что реконструкция первоначальных форм религии матриархата очень затруднена. Сегодняшние представления о всех без исключения женских божествах являются результатом патриархального переосмысления (то есть различных искажений, отличающихся друг от друга только глубиной, охватом и степенью бесцеремонности). Даже самые комплементарные из сохранившихся мифологических воплощений женского божественного начала, такие, как Мать Сыра Земля, Родина-мать, Богородица и т. д., – это всё уже более поздние образы и символы, сохранившие в себе лишь часть прежнего отношения к Богине Прародительнице, прежнего преклонения перед её всеобъемлющей сущностью [8] . Тем более «грешат» чрезмерной критичностью реконструкции, подобные предложенным Серяковым в серии его книг [9] . Как исследователь, мыслящий смело, широко и оригинально, Серяков вызывает у меня симпатию и уважение, но… Его непонятная воинственность в отношении того периода истории, когда человеческие сообщества развивались как матрилокальные, для меня совершенно удивительна и неприемлема [10] .

Серяков связывает матриархат с различными формами самых мрачных сексуальных и психологических извращений (инцест, зоофилия и т. д.) и диктатурой потерявших разум и способность рожать старух-садисток. Может показаться, что я несправедлив к коллеге по исследовательскому цеху, передёргиваю написанное им. Чтобы избежать подобных обвинений в предвзятости, позволю себе всего несколько, но очень ярких цитат. Они взяты мной из книги, посвящённой духовной прародине славян (которая, правда, если верить автору, первоначально находилась где-то в Африке. В этой книге имеется специальная часть, посвящённая матриархату, а в ней глава, которая имеет интригующее заглавие: «Чёрная сторона матриархата» [11] .

Из неё, например, мы можем узнать, что «вступив на путь потакания собственным темным инстинктам, матриархальное сознание на этом не остановилось, а стало погружаться во все более страшную тьму, в которой все труднее и труднее становилось сохранить человеческий облик. Одним из проявлений подобной духовной деградации стало совокупление с животными, разрушающее грань между ними и человеком» [12] .

Далее Серяков, не стесняясь, показывает, что готов перенести на реальных женщин то, что говорилось в сказках, мифах и легендах гораздо более древнего времени о женских сверхъестественных, то есть заведомо вымышленных персонажах. В частности, он широкими мазками рисует тот зверинец, с которым развращённые особы женского пола готовы были вступать в коитус вместо своих законных мужей (как правило – очень благородных). Список получается внушительный: «в одном только Полесье, – скрупулёзно перечисляет автор, – зафиксировано четыре варианта сказки “Муж-уж”. Кроме того, в русском фольклоре неоднократно встречается мотив сожительства женщины с медведем или волком, а в греческих мифах известен мотив брака с быком» [13] .

Список пополняется Серяковым и другими животными, но мы в данном вопросе не станем следовать за авторской наблюдательностью, а лучше посмотрим, к каким обобщениям по поводу женской зоофилии он приходит: «Не проводя грани между половым совокуплением человека и животного, древнее сознание перестало делать различие и между тем, кого можно и кого нельзя потреблять в пищу. Понятно, что явление каннибализма присутствовало в первобытном обществе, однако теперь стала стираться грань между близкими родичами и чужаками. Достаточно распространён в индоевропейском, да и в мировом фольклоре образ сестры-людоедки» [14] . То есть, Серяков напрямую выводит каннибализм из сексуальной девиации, а именно из инцеста. Более того, по Серякову получается, что неандертальцы, у которых матриархата явно не наблюдается (но зато по археологическим источникам чётко прослеживается склонность к поеданию себе подобных), за излюбленными «лакомствами» бегали к соседям, а развращённые женщины современного человека пожирали тех, кто жил с ними в одной пещере.

Вот уже женщина становится у автора не только источником развращения, но и прямой угрозой жизни благородного древнего мужчины: «соединение в лице Великой Богини ипостасей матери, жены и убийцы своих сыновей, становящихся впоследствии мужьями и жертвами, – продолжает свои умозаключения Серяков, – свидетельствует о глубокой психопатологии женской психики, которая, пользуясь собственной безнаказанностью и всемогуществом, погружалась в самые тёмные бездны подсознательного, реализуя свои самые извращённые и страшные фантазии. Отголоски этих представлений оказались более чем живучи и находили своё выражение ещё в шабашах ведьм» [15] . И далее ещё более эпическое: «С течением времени убийство людей с целью обеспечения себя пищей стало превращаться для женщин в забаву, призванную удовлетворить их садистские наклонности» [16] . То есть охота на ведьм – это справедливое возмездие со стороны благородных рыцарей и мудрых пастырей, не желавших быть съеденными распоясавшимися садистками?

И завершает главу о чёрной стороне матриархата неповторимый в своём академизме вывод: «Очевидно, что в период господства полуобезумевших жриц, особенно в период обострения у них психических расстройств, в обществе царил ужас, ужас, которому, как казалось, не будет конца» [17] . Даже если отвлечься от этих морализаторских оценок (о них обстоятельный разговор ещё предстоит, но чуть позже), для Серякова матриархат – это приземлённость, обращённость к Земле как элементу космоса (отсюда ритуал трупоположения). А вот патриархат, наоборот, – это устремлённость человека к небу, к солнцу, небесному огню (отсюда соответственно ритуал трупосожжения).