Я задумался.

– Нет. Не скоропостижно. Мы знали, что он умрет. Оставалось лишь понять, когда.

Я сказал, что не хочу пополнять запасы, не проведя инвентаризацию. Объяснил, что моя лодка осталась на острове, и Клинт тут же предложил отвезти меня туда. Я ответил, что предпочел бы уехать один, спросил, у кого бы я мог занять лодку на день или два. У Клинта нашлась плоскодонка с мотором, и он сказал, что я могу держать ее у себя сколько захочу.

– А вот и то, без чего ты жить не можешь. – Он сунул руку под прилавок, вытащил книжку, положил ее передо мной. Словарь в мягкой обложке. – Ты вот еще спорил, что я забуду. С ним такая история приключилась.

Улыбаясь, Клинт погрузился в воспоминания:

– Этот парень, как обычно, привозит книги, ставит их на полку, снимает старые. В магазине была жена, а ей это все до лампочки. А через пару дней сюда заявляется ниггер. В костюме, при галстуке, словно ждет, что его сейчас сфотографируют. И хватает словарь. Можешь себе такое представить? Первый раз в магазине – и приносит к прилавку словарь. Так что я мог ему сказать? «Это я продать не могу, словарь получен по заказу». Я говорю чистую правду, да только ниггер мне не верит. Я ему объясняю, а он все сильнее злится. «Возьми другую книгу, – говорю я. – Десять книг. Выпей бутылку „коки“ за счет заведения прямо здесь, я даже принесу тебе стакан». Так он уходит оскорбленный.

Клинт Мэки хохотнул.

– Я три дня не находил себе места. Каждое утро просыпался и бежал к окну: не стоят ли там демонстранты во главе с Мартином Лютером Куном [19] . Ты не поверишь, если я тебе расскажу, какие мысли роились у меня в голове. Но больше я этого сукиного сына не видел и надеюсь, что не увижу. А словарь с тех пор лежит под прилавком. Цена ему шестьдесят центов, мне он обошелся в тридцать шесть, но ты мне ничего не должен, как тот ниггер за бутылку «коки», которую он так и не выпил. А все потому, что удовольствия я получил на все тридцать шесть долларов.

Клинт отвел меня к лодке.

– Не хочется мне этого говорить, но и не сказать не могу. Две недели тому назад я был на твоем острове. – Он отвернулся. – Я все думал и думал... Жена сказала, что ты или мертв, и тогда тебе не поможешь, или жив и не хочешь со мной общаться, но я тревожился: а вдруг ты заболел? Поэтому я сплавал туда на этой самой плоскодонке, увидел твою лодку, подумал, значит, ты на месте, потом посмотрел на заваленный всякой дрянью пляж, позвал тебя, ты не ответил. Вот тогда я заволновался.

Сошел на берег, осмотрел остров. Заглянул в хибару, но, клянусь Богом, ничего там не трогал. Даже не заходил, только постоял у порога. Подумал, что ты, должно быть, утонул, и вернулся.

Я молчал. Он повернулся ко мне:

– Извини, что позволил себе такую вольность. Больше это не повторится.

– Да перестань! Ты же сделал это из лучших побуждений.

– Я надеялся, что ты так и подумаешь. – Он заулыбался. – Плоскодонку держи, сколько хочешь. А в следующий раз я приготовлю для тебя дюжину яиц...

Пляж действительно являл собой жалкое зрелище. Я сразу начал собирать «дары» моря, но их нанесло слишком уж много, а у меня были дела поважнее.

Я разделся. Ступив на свой остров, я почувствовал, что казавшаяся ранее удобной одежда буквально душит меня. Так что предстояло решать, что мне нужно, а что следует сжечь.

Металлический ящик я оттащил в глубь острова. Вырыл яму под чахлой пальмой и завалил ящик песком.

Пошел к другому своему тайнику и отрыл документы, завернутые в алюминиевую фольгу. Добавил к ним денежный пояс и крупные купюры из бумажника. Мелкие и мелочь оставил для поездок на Маш-рум-Ки. Отнес листок с заповедями ничегонеделания в хибару. Вслух прочитал все десять заповедей, повесил листок на дверь. Прочитал его второй раз и лишь после этого вернулся к тайнику, чтобы завернуть и положить на дно пакет с документами и деньгами и разровнять сверху песок.

...Я обежал вокруг острова: животное, метящее свою территорию. Поначалу задыхался, но вскоре дыхание наладилось. Потом бросился в море, поплавал. Довольно долго оставался, в воде! А выйди на берег, упал лицом на песок, впитывая спиной горячие лучи солнца.

Отпуск – это хорошо, но не зря говорят, что самое приятное в нем – возвращение домой.