Немая сцена меня веселит, и я хихикаю, ловя на себе взгляд родителей, которые так же в ответ улыбаются.

Егор не улыбается.

— Серьезные, — я мысленно добавляю «сэр» и, хотя я знаю цену этим словам, мне все равно приятно, — если Василина позволит, — добавляет Егор. — Позже, — еще добавляет.

И меня задевает это «позже» в присутствии моих родителей, ведь это не я приехала к нему… мог бы и дальше играть роль героя-любовника в раскаянии. Я была настолько добра, что согласилась поделиться своей зубной щеткой и слышу в ответ «позже».

— Почему это позже? — спрашиваю я, потому что мне интересно знать.

— Действительно, почему? — спрашивает папа.

— У меня… суд…

— Что у тебя? — не выдерживаю я. — Суд? Какой суд?

— С Аленой…

— Подожди… что? — разве они не счастливы наконец-то. Ну, наверное, нет, раз он приехал ко мне и даже стоял на коленях, но суд… суд… и почему он стоял на коленях… и почему все запутывается так быстро, — что ты натворил? — наконец выдавливаю я.

— Она хочет вернуть родительское право.

— ЧТО? — тут я просто подскакиваю. — Какое право? Разве она не отказалась, я имею ввиду, разве это не делается один раз? — пока догадка не пронзает меня. — Ты отдаешь Васю…

— Нет! — звучит слишком резко, вздрагивает мама, молча наблюдавшая за нашим диалогом, — Она подала в суд на восстановление своих родительских прав.

— Разве это можно? — никак не укладывает в голове… возможно ли это.

— Ну, она осознала — «осознала» звучит, как плевок, она раскаялась — «раскаялась» звучит, как воронье карканье, резко и недобро, — она имеет право.

— А ты?

— Я не хочу для неё таких прав… Она попросту увезет Васю, если она вообще — и «вообще» звучит странно — ей нужна.

— Егор, но возможно ваша жена действительно осознала, — мама в курсе ситуации Егора, родители не знают, что случилось после, но про Васю они знают… и что мы «пробовали» тоже, — она проявляла интерес к малышке, шла на контакт?

— Нет.

— Послушай, ерунда какая-то, она уехала, её не было, не было… она лишена родительских прав. На каком основании она хочет их обратно? Так не делается!

— Делается…

— И каковы шансы у матери ребенка? — вмешивается папа.

— Мы оба одиноки, её доход превышает мой в несколько раз, но у меня стабильность, а она… кхм… модель, наши шансы равны… формально. В любом случае… она — мать, а девочке нужна мать, так говорят адвокаты, этим мотивируются наши суды… никто не оставляет ребенка отцу, если есть мать…

Ужас наваливается на меня. Вдруг я вижу, что под глазами продавца лежат тени, вижу, что он давно не стригся и, похоже, не брился уже дня три… Он немного сутулится, хотя никогда не был в этом замечен, и его руки рвут на мелкие кусочки салфетку.

— Что ты будешь делать? — шепчу я, потому действительно не понимаю, что можно сделать в такой ситуации.

— Я… не знаю, я увезу её… куда-нибудь.

— Это глупо…

— Наверное…

Мы остаемся на кухне одни, родители всегда знают, когда оставить меня одну или вдвоем, или втроем… они всегда знают, когда надо выйти.

— Зачем ты приехал, Егор? Разве ты не должен… не знаю, встречаться с адвокатом.

— Я не знаю, Василина, я не знаю. Просто прости меня. Не вернись, ты не вернешься, я знаю… просто прости или… ладно, — я смотрю на двигающийся кадык, — не прощай, я хотел тебя увидеть, Вася, — и он держит мою руку, ведя неспешный диалог наших пальцев, который я не хочу прерывать, — просто увидеть, я уйду сейчас… поезд через семь часов, я на вокзале посижу или еще где-нибудь, просто увидеть тебя, — пальцы разговаривают сами по себе… — просто увидеть, я приехал, чтобы увидеть тебя, Вася, и всё.

— Я не понимаю…

— Боже, Василина, я скучаю, ты так нужна мне, я просто хотел тебя увидеть… Я сам не знаю, как оказался на вокзале, в поезде, я приехал, потому что я скучаю, потому что хочу тебя видеть, это эгоистично и глупо, я эгоистичный и глупый ублюдок…

— Ты мог меня не застать, — и он действительно мог не застать, мы много ездим с Сережей, и часто я попросту не ночую дома, но мне не хочется говорить это продавцу, хотя видимо должна бы, просто ради мстительного удовольствия.

— Я знаю… я просто сидел там, не думаю, что я поднялся бы сам, на самом деле. Наверное, побыть в одном городе с тобой — уже хорошо? Я знаю, это звучит странно…

— Ну… наверное, — я пока не могу определиться, как это звучит и что это значит для меня, знаю, что для нас это не значит ничего.

Его пальцы продолжают играть с моими пальцами, я не могу себя заставить убрать свою руку от его и, похоже, в этот раз меня не смущает наличие у него правой руки, что кажется странным, но не удивительней присутствия самого обладателя этой руки на кухне моего детства. Когда руки этого обладателя порывисто прижимают меня к своему телу, практически вжимая меня, и я замираю, забывая как дышать, а только слушаю и считаю: