Однако трудно было придумать более хаотичного расположения производственных корпусов и более замысловатых вариантов путей переносок и перевозов. Если взглянуть на план фабрики того времени, то нам представится гигантский лабиринт с узкими проходами, извилистыми темными коридорами, цехами, где из-за фарфоровой пыли невозможно было что-либо различить. Частичным решением проблемы стала узкоколейная железная дорога с вагонетками, которая опоясывала не только все основные цеха, но была проложена и внутри корпусов. Вагонетки перегонялись рабочими.

Производство на фабрике Риги вскоре стало главным действующим лицом в международной торговле, обросло множеством связей «по морю», постоянно реконструировалось и модернизировалось, дабы угнаться за европейским уровнем. Вообще оборудование многих заводов, принадлежавших Кузнецовым, в течение длительного времени не знало сбоев. До сих пор предприятия работают в цехах, выстроенных более века тому назад. Однако в то далекое время, несмотря на модернизацию, главным механизмом на фабрике был человек.

С открытием 12 сентября 1861 года железнодорожной ветки Рига – Двинск, вплотную подходившей к территории фабрики, производство начало расти ударными темпами: был построен массозаготовительный цех для фарфора и твердого фаянса, который существовал вплоть до начала 70-х годов XX века. Именно тогда и появились известные нам современные механизмы: шаровые мельницы, горизонтальные лопастные мешалки, фильтр-прессы, мембранные насосы. Все приводилось в действие с помощью паровой машины через трансмиссионную систему. Главная проблема – это получение однородной массы хорошей белизны, поскольку вакуум-мялки и система сит и магнитов еще отсутствовали. Для облегчения измельчения все каменистые материалы обжигали. Каолин и глина проходили процесс отмучивания в специальных бетонных ямах, которых была целая система. После осаждения всех механических примесей и крупных частиц глиняную суспензию сливали в следующую яму, и так до получения необходимой фракции. Однородность окончательная достигалась после выдерживания суспензии до двух недель и разминания на специальных бегунах.

С момента открытия железной дороги Рига стала главным деловым центром Кузнецовых. Здесь они впервые приняли участие в Выставке сельских произведений 1853 года, где получили свой первый похвальный лист. Здесь же, вдали от Москвы, старообрядцы Кузнецовы, наконец, смогли получить гильдейские купеческие звания: Сидор Терентьевич – рижский купец второй гильдии, а позже Матвей Сидорович – рижский купец первой гильдии. Привязанность к западной окраине российской губернии объяснялась простым фактом: купцы-старообрядцы в Москве испытывали трудности в получении гильдейских званий, поскольку в 1846 году вышел указ о представлении документов о единоверии для купцов-старообрядцев, претендующих на получение гильдии. В случае непредставления соответствующих бумаг предприниматель считался «торгующим крестьянином», что было весьма унизительно для солидных людей с большими капиталами. Так же, как и Кузнецовы, поступил Павел Рябушинский[33], отправившийся за гильдейскими свидетельствами в далекий Ейск. К нему присоединилось еще семь купцов, и эта увертка вскоре стала известна правительству. Другие известные купцы-предприниматели – Рахманов и Солдатенков, заявив о своей принадлежности к единоверию, не представили документы, поскольку оставались старообрядцами, и, соответственно, не смогли получить гильдейского звания в Москве.

Дети купца-старообрядца Ф.А.Гучкова, председателя Преображенской общины, под жестким давлением со стороны митрополита Филарета[34], сославшего их отца в Петрозаводск, во имя карьеры в правительственных кругах отказались от своего вероисповедания. Вскоре Е.Ф. Гучков стал московским городским головой.

После смерти Николая I получение московского гильдейства для старообрядцев стало более доступным, и Сидор Терентьевич, отказавшись от титула «рижского купца», стал купцом Москвы, где он и обосновался неподалеку от своей родной Рогожской общины – на Рогожском валу.

Глава 7 Друг Сафроныч

На Дулево и Риге Терентий не остановился. Его давней мечтой было приобрести завод у Антона Трифоновича Сафронова, располагавшийся в соседней с Дулево деревне Коротково. Основанный в 1814 году, он был одним из самых лучших предприятий Гжели и третьим по значимости после Гарднера и Попова. Завод брал за образец изделия Императорского фарфорового завода. Формы посуда имела необычайно выразительные, будто скульптор настоящий их ваял, а не простой крестьянин-точильщик формовал.

А еще фарфор у Антона Трифоновича отличался особой белизной и качеством. Изо всех сил работая на состоятельную публику, он на своем предприятии разработал уникальную красочную палитру, рецептура которой тщательно охранялась.

Наиболее эффектными были изделия с крытьем кобальтом[35] и желтой, розовой, малиновой красками. Сначала все изделие покрывалось тонким слоем краски, а потом в крытье прочищались белые полосы – резервы. В них, орудуя кистью и пером, живописцы размещали букеты цветов, золотые гирлянды узоров, эмалевые украшения в виде птиц и цветов, а также фигурки модников и модниц. Применялось полированное золото. Матовое золото цировали (гравировали) твердым агатом; рельефное золото накладывалось на слой мастики. Своих красок в России не было, и особо ценились живописцы, знавшие рецептуру красок. Она хранилась в тайне.

В 1810-е годы сначала на заводах Попова и Гарднера, затем Сафронова появились оригинальные предметы чайной посуды: высокие кофейники, чайники, ручки и носики которых были выполнены в виде птиц, их крыльев или в виде птичьих голов. И даже без росписей они были главным украшением чайного стола.

От переговоров с Кузнецовым Сафронов отказывался, однако вскоре предприятие попало сначала в аренду (с 1851 года), а затем было выкуплено Терентием после смерти владельца у его потомка. Сложно сказать, зачем владельцу предприятия-гиганта в Дулеве понадобился этот небольшой строптивый заводик. После смерти Сафронова он был расширен, на нем трудилось порядка 400 человек, но через несколько лет, после 1853 года, он прекратил свое существование. Хозяин перевел производство в соседнее Дулево. Скорее всего, перекупка его была делом престижа. Завод в Коротково являлся лучшим в Гжели, и, заполучив его и химическую лабораторию, Терентий устранил своего основного конкурента. Теперь лучший завод в Гжели был в Ново-Харитонове. Сейчас деревня Коротково слилась с Дулево, и место, где стоял завод, теперь неизвестно, и только его продукция хранит воспоминания о некогда процветающем предприятии.