Вот так и сегодня я прочитал на его довольном лице все тот же сценарий. О, Боже! Опять слушать весь этот бред!

– Лобански, ты давай, выкладывай, чем вызвано ТВОЕ счастье?! Поедем золото искать? Куда? Ох, друг, бери пиво уже или растворись где-нибудь!

– Ну-ну, Майки! Что сразу "растворись". Я, между прочим, пришел к тебе с делом, на миллион. Я бы и сам растопырился, но… без тебя никак! – улыбка не спадала с его лица, и это слегка раздражало.

– Опять – двадцать пять! Лобански, ты же знаешь, чем все это закончится – диким похмельем. Давай лучше анекдот…

– Мааайки. Это выгорит, и я не намерен назавтра все это забыть!

– Ну, я-то тебе зачем? С мечтами я покончил. Плыву по течению, ничего пока не хочу, хотя… я небезнадежен! – я как-то даже сам удивился своему глупому акценту в конце фразы.

– Догадайся! Что есть у тебя, чего нет у меня, и у всех этих падших, – он демонстративно и пафосно обвел всех присутствующих рукой.

В баре тихо звучала умиротворяющая Билли Холидей. Ее голос разливался по темному помещению. Этот голос вне времени, вне обыденного убожества. Он утопал и снова возникал в гуле барной болтовни. Тут и там за маленькими деревянными круглыми столиками сидели однородной массой мужчины – кто по два, кто по три, кто по одному. Официантки лениво ходили между столами без всякой надежды дождаться чаевых. То и дело хлопала входная дверь, то выпроваживая накаченных дурманом клиентов, то впуская предвкушающих. Табачный дым не давал разглядеть никого конкретно. А Билли все пела нам…

– Есть… Но ты знаешь, что я не хочу использовать "это" вообще, и знаешь, почему, – во время этих слов на меня волной накатились тяжелые воспоминания, и захотелось поскорее закончить этот балаган.

– Кифер, – Лобански знал, что если я начал называть его по имени, то ничего от меня не добиться, кроме ругани. Его лицо тут же расслабилось, улыбка сошла с лица как по мановению волшебной палочки, и он раздосадованно сел, сгорбив спину и понурив голову.

– Тебя послушать, так можно ноги протянуть прямо сегодня и все. Сидеть дома, обложившись пивом и уставившись в телевизор. Ты пойми, – при этих словах Лобански привстал, лицо его вновь просветлело, – это выгорит! Ну, хоть послушай просто. Ты пей, пей, – он пододвинул ко мне бокал с пивом, сделав жест бармэну "повтори", – а я буду говорить. Ну что тебе стоит?! – почти умолял Лобански и я не выдержал.

– Говори, давай, только побыстрее и по домам.

– Так вот. Местная администрация продает за бесценок участок земли в соседнем городке Белфусте. Город не больше нашего, как близнец: люди, равнодушный шериф, бары. На территории этого участка есть озеро Кастерблу, дикий лес вокруг, – Лобански многозначительно посмотрел на меня.

– Ну и что?

– Как что? Ты собираешься жить вечно со своим сокровищем? Может, ты концы отдашь через пару месяцев, а в жизни ничего не добился! У меня вот какие мысли по поводу этой земли: отстроим там базу отдыха, домики с удобствами. Семьи будут туда приезжать. Разведем рыбу в озере, рыбаки с большой радостью будут нам платить за удовольствие половить прекрасную форель!

– Ага, стерлядь! О! Боже! Ты с ума сошел? Как у тебя все просто получается! Да кто ж тебе такую золотую жилу отдаст за бесценок!?

– Ты мне не веришь? Вот, посмотри, – Лобански достал из-за пазухи пачку помятых бумаг, – здесь все.

– Нет, я даже не хочу в это ввязываться… я не готов. Не так все радужно, – я оттолкнул руку Кифера с бумагами.

– Дружище, забери бумаги, ознакомься, – улыбка с его лица опять слезла, – возьми домой… ну не понравится, положи их в туалет и примени по назначению. Ну чего тебе стоит прочитать, или ты разучился?

В этот момент раздался шум падающей мебели и разбившейся посуды вперемешку с бранью посетителей бара. В углу забегаловки завязалась потасовка: два забулдыги вцепились друг другу за грудки и, брызгая слюной, изрыгали словесную брань самого последнего содержания. Мы с Лобански несколько секунд равнодушно смотрели в направлении драки. Подобные ситуации возникали здесь нередко. Мы отвернулись, поняв, что до нас не долетят ни стулья, ни посуда, ни мужики. Я раздражительно посмотрел на друга, выхватил бумажки и встал.

– Они будут лежать в туалете, запомни! Я пошел, – и я нервно потряс пальцем перед его носом.

– Мааайки, дружище, ты просто, ты просто… дружище. Спасибо, – в этот момент Лобански готов был биться об пол лбом в бесконечных поклонах, но удержался.

Я ничего не сказал и вышел вон из "Ямы". Меня так и подмывало выкинуть бумаги прямо в мусорный бак возле бара. Я секунду поколебался, смял их и… сунул в карман. Черт с ним, с Лобански, посмотрю, что там за лес с лужей. И ноги понесли меня уже даже бессознательно в направлении моей холостяцкой берлоги, а голова наполнилась неприятными воспоминаниями о прошлом, которые разбудил Кифер.

Когда мне было двадцать лет (кстати сказать, я был поздним долгожданным ребенком), отец заболел – рак печени. У человека, который никогда не увлекался алкоголем и ел простую пищу, и даже не курил. Мда, судьба – шутница. Сгорел он очень быстро – за год. Я учился в это время и не мог быть постоянно у его постели, и матери было очень тяжело. У нас был скромный одноэтажный дом в Зоммервилле, у нас была заурядная зоммервилльская семья, у меня было обыкновенное детство. Мой папа оставался нереализованным мечтателем всю свою жизнь. Много читал литературу, в основном фантастическую, работал, угадайте, кем? Да, инженером. Правда, на водонасосной станции. Поэтому и выбора у меня не было, на кого учиться. Я всегда предпочитал, чтобы за меня все решали. Этакая душевная лень. Папа мечтал, чтобы я стал инженером, только вот в какой-нибудь крупной новаторской строительной компании. Что ж раз так хочет папа… Его мечта стала автоматически моей. После смерти отца я доучился и … сменил его на водонасосной станции, поскольку никому не нужны новоиспеченные неопытные инженеры в серьезных проектах. Так я очень быстро понял, что мечты всегда остаются мечтами. Отец любил мою мать, и болезнь была для него шоком, потому как ему казалось, что все еще впереди, и все мечты обязательно сбудутся. Умер он осенью во сне. Мама очень сильно горевала и не продержалась долго. Через пять лет ушла и она.