С работы возвращаюсь в отличном настроении. Ведь сегодня-то обязательно мне скажут: «Пляши, тебе письмо!» Вхожу в дом – говорят о чём угодно, только не о почте. Переодеваюсь и иду поливать огород, но оказывается, что сегодня не нужно. И я отправляюсь за огороды. Закусываю губы. Слёзы градом по щекам. Грызут обида, горечь и одиночество. Да ещё добивает жуткая тошнота. Даже немного стало страшновато за себя. Вот если бы рядом был Толя, он бы помог, успокоил… А вон и дорога, по которой я чуть было не ушла. Навсегда. Вот дурёха-то ревнивая!

Мы были на свадьбе у Толиного друга. В основном компания девчонок. Но тут шлёпнуло по нервам его усердное внимание к сидящей рядом с ним. Это место предложил ей сам. Я скисла и, не в состоянии обуздать себя, вышла на улицу. Толя – следом. И тысяча упрёков: ты и такая, ты и сякая, всегда настроение испортишь!

– Я пошла домой.

– Пошли! – и наговорил мне кучу дерзостей.

Я улыбаюсь. Сквозь гнев и слёзы.

– Никогда тебе этого не прощу. Никогда… – шепчу я. Потом почти кричу: – А вещички можно собирать прямо сейчас? Или немного погодя?

– Это твоё дело. А сейчас идём к родичам. Посмотрим, что ты им ответишь.

– Отвечать ни перед кем не собираюсь. Боже мой, причём здесь родичи?

Он зашагал решительно, почти бегом. Я тащилась следом, всё замедляя шаг, потом, усмехнувшись, развернулась и подалась в обратную сторону. Ещё не успев завернуть за угол первого попавшегося дома, слышу: бежит. Глаза готовы в бешенстве уничтожить меня:

– Ты что?

– Да ничего! Проводи, пожалуйста, – и беру его легонько под руку.

– А ты куда?

– Туда, откуда меня взял.

– Ирка, ты что задумала, а? Уходишь от меня? Ты с ума сошла!?

Я молчу. Сердце колотится, губы кривятся, душат слёзы. Зажал меня, словно в тиски.

– Скажи, не уйдёшь от меня? Не уйдёшь? Это никогда больше не повторится. Я никуда тебя не отпущу! Ну, хоть что-нибудь ответь! – и, казалось, сам чуть-чуть не разрыдался…»

«24.06.1969г.

И что за ерунда, честное слово! На работе, как в аду. Пока есть посетители, всё нормально. Но стоит остаться наедине с собой – всё буквально валится из рук. Набираю чернила – опрокидывается, как нарочно, чернильница. Директор сквозь улыбку ругается:

– И что у нас за секретарша такая: опять запачкала стол! Зачем только я отдал тебя замуж?

Держу в руках почту – газеты рассыпаются по полу.

– Ну, что с тобой сегодня, а? Влюбилась?

Кое-как доработала. Скорей домой: может, есть письмо! А может, и нет письма… «Но ты, Ириха, не переживай, всё будет путём! Не сегодня, так обязательно завтра. Успокойся!» Дохожу до своих ворот. Останавливаюсь. Перевожу дыхание. Сердце трепещет пойманной птичкой. Вот-вот выскочит наружу. Постою минутку. Сейчас, сейчас открою калитку… Страшно, как перед экзаменом…

– Пляши! Тебе письмо!

…Всё оказалось очень просто. Через два дня после приезда Толик отправил письмо. А потом оно болталось неизвестно где.

Душа моя действительно плясала от радости. Толя обращался ко всем сразу. Следовала длинная история устройства в общежитие и на работу, и только в самом конце – несколько тёплых строчек для меня. Я сотни раз перечитывала их, плакала и смеялась: значит, любит? Значит, любит!»

«29.01.1970г.

Как же быстро летит время! Я немного освоилась в новой семье. Теперь не мучаюсь тем, куда себя деть и как себя вести. Иной раз до того неудобно было к столу подойти, что ложилась спать голодной. Частенько просила мужа принести кусок хлеба с солью и стакан воды, дескать, таков каприз моего желудка. А есть-то хотелось!.. Как никогда! Но сказать Толе стеснялась. Молчала и злилась. Превращалась в грубую, чёрствую невротичку. На этой почве часто ссорились. Я выводила его из терпения своей кислой физиономией. Он порывался даже ударить меня. Но когда остывал, умолял объяснить, почему я такая злюка. А потом просил прощения за дикий порыв. Частенько я ревела. Вовсе не от того, что была оскорблена. Знала, что сама заработала. Язык не поворачивался раскрыть истинную причину моего поведения. Ругала себя за это, ненавидела за это, однако всё повторялось, как и прежде.

Постепенно моё стеснение проходило. Отношения с Толей улучшались с каждым днём. Прекратились его дурацкие упрёки: «Ты не любишь меня! Мне надоело вымаливать у тебя ласку: насильно мил не будешь. Если не хочешь со мной жить – скатертью дорожка! А ребёнка я тебе всё равно не отдам, так и знай! Он – мой!»

Конечно же, всё это глупости, детство. Мы ни за что этого не допустим, потому что жить друг без друга просто не сможем. А «короед» наш будущий – неделим, как и любовь наша – неделима. Разве я могу представить жизнь с малышом, но без Толи? Нет, нет и нет!

Наконец наши размолвки стали очень редкими, а главное – почти безболезненными.

И вот вчера Толя уезжал на практику. Слава Богу, сдал все экзамены. Теперь у него ещё впереди – дипломная работа.

Проводили на поезд. Опять он меня оставил. Правда, не одну. И это здорово! Всего какие-нибудь две-три недельки, и у груди своей буду согревать нашего малыша. Только вот разбирает страх, а вдруг… Мало ли что может быть. Но себя уже приготовила ко всему. Что должно быть, то и будет. Надо надеяться на лучшее. Не я первая, не я последняя».