Пьеса "Дни Турбиных", созданная на основе романа "Белая гвардия", посвящена едва ли не самым трагическим страницам отечественной истории - Гражданской войне. Это была единственная пьеса в советском театре, где белые показаны не карикатурно, а с очевидным сочувствием. Причем полковник Алексей Турбин был явно наделен автобиографическими чертами самого Булгакова.
Действующие лица
Т у р б и н А л е к с е й В а с и л ь е в и ч – полковник-артиллерист, 30 лет.
Т у р б и н Н и к о л а й – его брат, 18 лет.
Т а л ь б е р г Е л е н а В а с и л ь е в н а – их сестра, 24 года.
Т а л ь б е р г В л а д и м и р Р о б е р т о в и ч – полковник генштаба, ее муж, 38 лет.
М ы ш л а е в с к и й В и к т о р В и к т о р о в и ч – штабс-капитан, артиллерист, 38 лет.
Ш е р в и н с к и й Л е о н и д Ю р ь е в и ч – поручик, личный адъютант гетмана.
С т у д з и н с к и й А л е к с а н д р Б р о н и с л а в о в и ч – капитан, 29 лет.
Л а р и о с и к – житомирский кузен, 21 год.
Г е т м а н в с е я У к р а и н ы.
Б о л б о т у н – командир 1-й конной петлюровской дивизии.
Г а л а н ь б а – сотник-петлюровец, бывший уланский ротмистр.
У р а г а н.
К и р п а т ы й.
Ф о н Ш р а т т – германский генерал.
Ф о н Д у с т – германский майор.
В р а ч г е р м а н с к о й а р м и и.
Д е з е р т и р-с е ч е в и к.
Ч е л о в е к с к о р з и н о й.
К а м е р-л а к е й.
М а к с и м – гимназический педель, 60 лет.
Г а й д а м а к – телефонист.
П е р в ы й о ф и ц е р.
В т о р о й о ф и ц е р.
Т р е т и й о ф и ц е р.
П е р в ы й ю н к е р.
В т о р о й ю н к е р.
Т р е т и й ю н к е р.
Ю н к е р а и г а й д а м а к и.
Первое, второе и третье действия происходят зимой 1918 года, четвертое действие – в начале 1919 года.
Место действия – город Киев.
Действие первое
Картина первая
Квартира Турбиных. Вечер. В камине огонь. При открытии занавеса часы бьют девять раз и нежно играют менуэт Боккерини.
Алексей склонился над бумагами.
Н и к о л к а (играет на гитаре и поет).
Хуже слухи каждый час:Петлюра идет на нас!Пулеметы мы зарядили,По Петлюре мы палили,Пулеметчики-чики-чики...Голубчики-чики...Выручали вы нас, молодцы.А л е к с е й. Черт тебя знает, что ты поешь! Кухаркины песни. Пой что-нибудь порядочное.
Н и к о л к а. Зачем кухаркины? Это я сам сочинил, Алеша. (Поет.)
Хошь ты пой, хошь не пой,В тебе голос не такой!Есть такие голоса...Дыбом станут волоса...А л е к с е й. Это как раз к твоему голосу и относится. Н и к о л к а. Алеша, это ты напрасно, ей-Богу! У меня есть голос, правда, не такой, как у Шервинского, но все-таки довольно приличный. Драматический, вернее всего – баритон. Леночка, а Леночка! Как, по-твоему, есть у меня голос?
Е л е н а (из своей комнаты). У кого? У тебя? Нету никакого.
Н и к о л к а. Это она расстроилась, потому так и отвечает. А между прочим, Алеша, мне учитель пения говорил: «Вы бы, – говорит, – Николай Васильевич, в опере, в сущности, могли петь, если бы не революция».
А л е к с е й. Дурак твой учитель пения.
Н и к о л к а. Я так и знал. Полное расстройство нервов в турбинском доме. Учитель пения – дурак. У меня голоса нет, а вчера еще был, и вообще пессимизм. А я по своей натуре более склонен к оптимизму. (Трогает струны.) Хотя ты знаешь, Алеша, я сам начинаю беспокоиться. Девять часов уже, а он сказал, что утром приедет. Уж не случилось ли чего-нибудь с ним?
А л е к с е й. Ты потише говори. Понял?
Н и к о л к а. Вот комиссия, создатель, быть замужней сестры братом.
Е л е н а (из своей комнаты). Который час в столовой?
Н и к о л к а. Э... девять. Наши часы впереди, Леночка.
Е л е н а (из своей комнаты). Не сочиняй, пожалуйста.
Н и к о л к а. Ишь, волнуется. (Напевает.) Туманно... Ах, как все туманно!..
А л е к с е й. Не надрывай ты мне душу, пожалуйста. Пой веселую.
Н и к о л к а (поет).
Здравствуйте, дачницы!Здравствуйте, дачники!Съемки у нас уж давно начались...Гей, песнь моя!.. Любимая!..Буль-буль-буль, бутылочкаКазенного вина!!.Бескозырки тонные,Сапоги фасонные,То юнкера-гвардейцы идут...