Я села за стол в ожидании хозяйки дома, нервно теребя ткань платья. Старуха появилась нескоро. Обессиленная – это хорошо. Правда, руки ее были пусты – видимо, припрятала атрибуты для обряда за дверью, чтобы раньше времени не вызывать подозрений. Я молча смотрела на нее – страшную, словно высохшую, нашла взглядом связку ключей и мысленно приготовилась.

– Вход открыт, – устало сказала старуха.

Я вскочила на ноги, метнулась к кочерге и, размахнувшись, ударила наотмашь. Старуха охнула и осела. Я сдернула с ее пояса ключи и крепко стянула веревкой руки, привязав ее к ножкам скамьи – чтобы она не смогла добраться до камина.

– Что ты творишь, – едва слышно пробормотала она.

Не слушая ее, я со свечей кинулась вниз. Бедная пленница едва не зарыдала от счастья.

– Быстрее, быстрее, – поторапливала она меня, пока я вставляла ключ в замок.

Открытый замок упал вниз, дверь клетки распахнулась и одновременно с этим я услышала позади себя шаги. Похолодев, обернулась.

Старуха спускалась по лестнице, с ее рук слетали хлопья обгоревшей ткани – я подозревала, что дело было не в камине, а в магии. Глупая, я хотела справиться с той, против кого у меня изначально не было шансов! Взвизгнув, девочка ринулась на свободу. Я бросилась ей наперерез – защитить от лап мерзкой старухи, – за что и поплатилась. Невидимый удар вышиб из меня дух и опрокинул навзничь. Я успела приподняться… и поняла, что не могу пошевелить ни рукой, ни ногой – скованное чарами тело просто отказывалось мне подчиняться.

Мне оставалось лишь бессильно наблюдать за происходящим. И то, что я увидела, выходило за пределы моего понимания.

С лица юной пленницы исчез страх, хотя чудовище в образе старухи стояло прямо перед ней. Хозяйка хижины подняла руку – видимо, окутывая девочку чарами.

– Не тронь ее! – крикнула я, не узнавая свой голос.

Старуха как-то странно взглянула на меня – в неровном свете свечи трудно было распознать промелькнувшее на ее лице выражение. Кожа девочки – на лице и теле – пошла трещинами, как лишенная влаги земля. Из трещин показалось что-то темное, влажное, а кожа вдруг стала сползать лоскутами.

Я была уверена, что это все чары старухи, пока не услышала ее гневный вскрик. А девочка все продолжала избавляться от кожи, как от ненужных лохмотьев. Под кожей не было ни плоти, ни скелета – только влажная черная масса, вздымающаяся пузырями. Ожившее варево какой-нибудь колдуньи, вдруг вздумавшее выползти из котла и зажить собственной жизнью. От этой массы отделился один отросток и лизнул руку старухи, тут же покрывшуюся темными волдырями. Хозяйка хижины зашипела от боли и выбросила вперед дрожащие ладони. Но не успела она применить свои чары, как ее отбросило в мою сторону, прямо на свечу. И за мгновение до того, как пламя погасло, погрузив подвал в вязкий мрак, я увидела, как нечто, в прошлом бывшее девочкой – или только притворившееся ею – скользнуло по лестнице вверх.

Воцарилась тишина, прерываемая лишь шумным дыханием старухи. Сковывающие мое тело чары спали, и я, с трудом удерживая равновесие, поднялась.

– Хитрая тварюга. Я даже не знала, что они умеют людьми обращаться, – послышался усталый голос.

– Кто она?

– Одна из бесчисленного количества монстров, жаждущих прорваться с Изнанки леса в сам лес – в Ордалон. – Судя по натужному хрипу, старуха, как и я, пыталась подняться на ноги.

А я поняла, какую чудовищную ошибку совершила.

– Это хижина – что-то вроде пограничья? – спросила я.

– Верно, верно. Очень много тварей пытаются попасть в мир живых – для них там целое раздолье.

– И теперь я выпустила одну из них на свободу, – закрыв глаза, прошептала я. – Простите меня… за все.

– Не кори себя, милая. Ты ведь не знала. Да и я хороша – оставила тебя наедине с этой тварью, могла бы и догадаться, что она поспешит этим воспользоваться. Сейчас она наверняка уже прошла сквозь открытую завесу – и тут я уже бессильна.

Я двинулась на голос, чтобы помочь старухе подняться наверх, но этого уже не требовалось. На костлявой руке заплясал огонек, хозяйка хижины довольно споро поднялась по лестнице. Я понуро следовала за ней. Вина за содеянное поедала меня изнутри.

Как только мы оказались снаружи, старуха принялась залечивать нанесенную жутким созданием рану. Закончив со своей рукой, взялась за мою, пораненную в схватке с шаатами.

Никогда я не чувствовала себя ужасней, чем сейчас – из-за собственной глупости и доверчивости я позволила твари с Изнанки леса проникнуть в наш мир, а женщина, которую я ударила кочергой и связала, сейчас залечивала мою рану и даже и не думала меня упрекать. Что же я натворила…

Хозяйка перетянула мою руку лоскутом ткани, смоченном в резко пахнущем отваре. Чтобы отвлечься от мрачных мыслей и самоедства, я спросила:

– Так вы… охраняете Ордалон от тварей с Изнанки леса?

Она кивнула.

– Не я выбрала себе такую судьбу, это мое предназначение. Мне и тридцати не исполнилось, когда меня призвали сюда, нарекли Хранительницей леса. Не скажу, что о такой жизни я мечтала, но… хочешь, не хочешь, а кто-то должен охранять мир от всякой нечисти.

– Полжизни прожить в хижине, видя вместо людей чудовищ, а вместо огромного яркого мира – лишь черный лес? – Я ошеломленно покачала головой.