– Папа!
– она схватила отца за руку и, ища ответы, заглянула в лицо.
– Зачем… зачем?

– Потому что я его ненавижу! Любил я её. А она жила со мной, а любила его, - глаза отца были холодные и чужие.
– Ну, чего ты на меня так смотришь?

– Что же ты наделал… - обессилено вздохнув, вмиг обмякла Аня.

– Мама… - заплакал проснувшийся от громких голосов Фёдор.

– Ну, что ты… испугался?
– Анна подхватила сына на руки и направилась к дверям. На пороге оглянулась и с жалостью посмотрела на Михаила. Хотела бы она вырвать отца из этой ямы, в которую он сам себя загнал, хотела бы простить, да только ненужно ему ничего - не прощение, не помощь…

***

Аня специально медленно поднималась по лестнице на второй этаж больницы. За ней неторопливо следовал Фёдор, рассматривая по пути незнакомых людей в белых халатах.

– Не спеши! Не беги!

– Мама мы к папе идём?

– Мы обязательно к нему пойдём, - сглотнув застрявший в горле ком, ответила Анна.
– Только сначала заглянем к дедушке…

Рядом с палатой реанимации дежурила Людмила. Она не сразу заметила Аню и Фёдора.

– Здравствуйте Людмила Валентиновна… - растерянно пробормотала Кондрашова, наткнувшись на взгляд женщины - жёсткий, раздражённый, ненавидящий.

Анне захотелось скрыться, спрятаться, забиться куда-нибудь в угол или хотя бы стать невидимкой. Она отступила назад, на несколько шагов, оттягивая за собой сына.

– Мама, мама, а кто эта тётя?
– тут же задёргал Анну Феденька, разглядывая незнакомую красивую тётеньку.

Людмила перевела взгляд на ребёнка и с нескрываемым интересом стала рассматривать уменьшенную копию Сергея. Такие же непослушные русые волосы, яркие карие глаза, и ямочки на щеках.

– Ну, что давай знакомиться… - хмурость и недовольство исчезли, на лице женщины появилась натянутая улыбка.
– Я твоя бабушка… Людмила Валентиновна…

Малыш вырвал свою ладошку из Аниных рук и подошёл Людмиле.

– Фёдор Сергееевищ, - убрав руки за спину, деловито и не выговаривая буквы, представился он.
– А мы к дедущке и папе прищли.

– Здравствуй, Феденька, - ласково произнесла Полякова, сдерживая вдруг подступившие слёзы. Она протянула дрожащие руки и обняла внука, чувствуя, как пустота в груди заполняется теплом.

– Бабушшка, я так рад, щто увидел тебя, - прошептал Федя, обнимая её за шею.

– К ним можно?
– Анна настороженно смотрела на Людмилу.

– Анатолий без сознания. Три часа назад операция закончилась, - скорбно пробормотала Полякова, переводя дыхание, но при этом, не отпуская внука.
– И Серёженьку вчера прооперировали… ходить не будет… позвоночник повреждён…

– Я всё равно зайду?

– Как хочешь, - женщина посмотрела на внука.
– А мы тут с Феденькой пока поговорим… если ты не возражаешь?

– Федя останешься с бабушкой?

– Да, - малыш уселся на кушетку рядом с Людмилой.

Анна подошла к палате, осторожно открыла дверь и вошла.

Она так и не сделала больше ни одного шага, застыла на месте.

– Боже!
– вырвалось у неё.

Аня прислонилась к стенке, чтобы не упасть, сердце сжалось. Настолько трудно было смотреть, на открывшуюся перед ней картину: на кровати с перебинтованной головой и лицом лежал Анатолий. Не тронутыми бинтом остались только глаза. Он был укрыт одеялом, из-под которого торчала рука с наложенным гипсом. Вокруг кровати стояли разные мониторчики, к ним с помощью проводов и трубочек был подключен Поляков. Аппаратура попискивала, диагностируя работу сердца.

Анне трудно было поверить в то, что этот человек-мумия и есть Анатолий Васильевич Поляков.

– Больно… - хрипло прозвучало из-под бинтов.
– Всё тело горит… в ушах звенит…

– Анатолий Васильевич это я Аня… - она коснулась его рукой.

– Знаю, - не открывая глаз, с трудом сглатывая, произнёс Поляков.
– Духи…

Он замолчал, переводя дух и собираясь с силами.

– Я хотел извиниться перед тобой. Я очень виноват. Но и ты пойми меня… в тот момент я думал только о сыне… хотя должен был поступить не так, по совести… - Анатолий вновь замолчал, приоткрывая глаза.

– Не вините себя, - Анна вздохнула.
– Я, то же перед вами виновата. Завещание… которое вы подписали… я не думала, что так получиться. Я только хотела справедливости…

– Знаю… всё знаю. Ты что думаешь, я не читал завещание, которое подписывал?

– Но тогда зачем?

– Потому что так, по совести. И про Валерку всё знаю. Он мой сын… - Алик устало вздохнул и закрыл глаза.
– Если бы он только позволил мне помочь ему… если бы раньше сказал, что он мой сын…

– Валера не должен был… он думает, что это вы… ведь не знал, что его отдал в детский дом мой отец.